Иной цвет
Шрифт:
– Несколько дней назад я по радио слыхала песню. Там были такие слова: "Наш Костя, кажется, влюбился,"-кричали грузчики в порту..."
– Портовые грузчики-ребята веселые...-с апломбом заметил я, открыл свой пустой чемодан и положил в него ее хозяйственную сумку.
Мы подходили к огромным старым деревьям в конце улицы, где когда-то был парк.
Лариса сказала, что должна меня оставить. Мы договорились с ней встретиться на следующий день.
Я, счастливый, помчался на автобусную остановку, чтоб сразу же поехать и сдать билет.
СОМНЕНИЯ
Мне это солнечное утро запомнилось на всю жизнь.
Мы купались, загорали и непрерывно болтали. Я, что мог, рассказал Ларисе о своем странном цветовидении. Рассказал и о нашем с Вадимом Мильчиным приключении в остинском лесу. Она смеялась и удивлялась, и сначала не верила моему рассказу. Думала, я все выдумываю. В том числе и про цветовидение. Когда же я упомянул о Ниготкове, что принял за него совсем другого человека, Лариса сказала:
– Скорее всего, это он и был. У него где-то там старинные друзья живут.
– Но как же он успел появиться дома?-недоумевал я.
– Ну, не знаю. Может, на вертолете прилетел.
В полдень мы сложили в сумку нашу одежду и пошли по берегу. Я включил магнитофон, и мы под тихую музыку неторопливо брели, говорили о разных разностях. Лариса что-то рассказывала о своей школе, о друзьях. Вспомнила о своей младшей сестре Жене и вдруг загрустила, совсем сникла, перестала говорить. Я спросил, что произошло. И она сказала, что в прошлом году ее сестра Женя утонула... Пошла с подругой купаться и не вернулась... Я молчал, потому что чем-либо помочь Ларисе был бессилен...
Она забеспокоилась, что дома ее ждет мама, и мы повернули обратно. Я предложил встретиться вечером. Она сказала, что, вероятно, не сможет прийти, дала мне номер телефона, и мы расстались.
Настроение у меня было плохое. Я съездил на нашу фабрику. Вернулся домой, и бабушка послала меня на базар... Часов в семь я позвонил Ларисе, мне никто не ответил, и я пошел в кино. Так, чтоб отвлечься от некоторых своих мыслей.
Дома я оказался часов в девять.
Со стола было еще не убрано. Не дождавшись меня, семья только что поужинала.
Из спальни с развернутой газетой появился отец.
– Садись, Костя, ешь,- сказала мне мать.
По тому, как отец сел на диван, я понял: он сел для долгой беседы.
– Ну, как живешь, Костя?
– спросил он.- Расскажи хоть!
– Что "как"?-торопливо принимаясь за еду, проговорил я.
– Давно я тебя не видел. Завтракаем без тебя - спишь, обедаем без тебя, ужинаем тоже без тебя.
– Я же не маленький.
– Да, большой, независимый... На обследование не едешь, на работу не ходишь... Отставил пока эти пустячки? Инвалид третьей группы ждет социального обеспечения! Позор!
– Еще котлетку положить?
– спросила бабушка.
– Ценное предложение, еще две,- кивнул я и, чтобы отвлечь отца от неприятного разговора, сказал: -Бабушка,
– Не всем это, Костя, удается!
– перебила она меня.
– Ну, это верно,- согласился я.- Вот и тот...Один тут человек ярко-фиолетового цвета, почти как клюквенный кисель...
– Ты вот что, слушай,- сердито сказал отец, отведя в сторону хрустящую газету,-оставь-ка людей в покое! А то взялся: тот такой, этот сякой!
– Почти все люди зеленоватых оттенков, а он фиолетово-сиреневый,-сказал я.-Наш замдиректора по хозчасти. Представляете?..
– Все зеленые!.. Ты сам-то еще зеленый, чтоб обо всех людях наотмашь да без разбору судить. Ишь, взялся! Чем, спрашиваю, занимаешься?
– Дня через два начну работать.
– Где?
– В одном тут месте. Место неплохое. Очень хорошее! Смогу по пятьсот-семьсот процентов плана давать.
– Это где же?
– спросил отец.
– Контролером в трамвайно-троллейбусном управлении. Я ведь сразу безбилетников вижу. Они почти все одинакового цвета...
– Вот только сунься в трампарк!
– отец схватил газету и быстро начал ее складывать.-Нашелся контролер! Только попытайся. Я тебе дам семьсот процентов! Ишь!.. Где полегче ищет. Пальцем указывать! Завтра-послезавтра поезжай на обследование. Неизвестно, что с глазами сделалось,- а он сидит. Контролер! Чего ждешь, спрашивается? Пока отслоение сетчатки в глазах начнется? Или глаукома, или совсем перестанешь видеть? Так? Уж ведь и ешь в темных очках.
– Ну, отец, хватит,-сказала мать.-Он и сам не рад. А ты, Костя, об этом подумай, что отец говорит.
Сложив газету, пожалуй, уже в шестнадцать раз, отец поспокойней сказал:
– Пора тебе всю эту чепуху бросить. Хватит носиться! Все без толку. Не школьник уже.
– Клюквенный кисель будешь есть?
– вмешалась бабушка.
– Конечно! Три стакана.
Бабушка налила киселя полный стакан и, вопросительно взглянув на меня, сказала:
– Ишь, какой красивый!
– Да, красивый,-кивнул я, глядя на серое содержимое стакана.
– А то чего это тебе,- совсем спокойно сказал отец,-по базарам ходить, редиску покупать. Не старик же ты, Костя, не пенсионер. Стыдно самому, наверное...
– Все, отец, верно говоришь. Пора мне взяться за ум. Извините, скоро приду...-вставая из-за стола, торопливо проговорил я и вышел.
Из автомата снова позвонил Ларисе. Она была дома. Я сказал, что, несмотря на поздний час, хотел бы ее увидеть и поговорить кое о чем совершенно неотложном...
Еще издали я увидел золотисто-лимонное пламя.
Она сидела в покривившейся беседке неподалеку от своего подъезда.
– Костя, еще что случилось? Ты даже напугал меня.
– Да ничего такого особенного и не случилось...-рядом с Ларисой садясь на скамейку, вздохнул я.-Понимаешь, наверное, ерунда какая-то это мое цветовидение. И нечего мне больше медлить. Надо на обследование ехать. Дело в том, что я в кино сегодня ходил, ну и, кажется, выяснил самое главное...