Иной цвет
Шрифт:
Словесный закрыл глаза, сжал тубы.
Я обратил внимание, что он еще быстрей начал утрачивать соломенно-желтый цвет, когда сказал, что боится меня. Он становился все более и боле пепельным и уже почти сливался с асфальтом. Так вот почему он был соломенно-желтым, а не фиолетовым: он решил с "ними" порвать!
– Скажите же о Ниготкове самое главное! попросил я.- Говорите!
– Не могу...-с трудом разжал он губы.- Язык не поворачивается. Я с ними порвал - и довольно этого... Они тогда мне...
Он действительно боялся меня. И
В нем появился настороживший меня сливяносизый оттенок.
– Ну хорошо, Константин,..-внутренне с чем-то согласившись, прошептал он и тут же тоном, заключающим в себе все значения жизни и смерти, тихо, с сожалением воскликнул:-Какой там Константин!.. О, я знаю, кто вы!.. Почему вы видите в темноте? Никто не видит. А вы видите. Почему?
– Я потом вам все расскажу, Игорь Тимофеевич!
– Нет, слушать нечего... Ты - антихрист. Вот ты кто! Я знаю. Мы знаем... Вот как ты появился...
– Ахинея это, товарищ Словесный! Элементарная чепуха. Лучше сразу говорите о Ниготкове. Ну же!
– Только ради собственного спасения...-не открывая глаз, в странном волнении проговорил он и замолчал.
– Не хотите говорить-ну и-не говорите! Вам же хуже будет,- грубовато встряхнул я его за плечо.
– Да, да!.. Они сегодня...- медленным и основательным движением ладони стерев со лба липкий пот, забормотал Игорь Тимофеевич.-Они сегодня совершат... Они поедут за медом. На пасеку... И он с ними... Любит он сладкий мед!.. Нет, нет!
– вдруг прошептал он и в знак отрицания замотал головой и вскинул над собой руки.-Нет! Что это я говорю?.. Нечего мне сказать... Ну что вам всем от меня надо?! Что? Уберите меня от него! Пусть уйдет и не мучает!
– Вы посмотрите-вот прилип!-с возмущением сказала надо мной какая-то женщина.-Человека сбили, а он привязался с разговорами!..
Осуждающе заговорили и другие.
Неожиданно голова Словесного повернулась набок. Казалось, он потерял сознание. Лежал с открытыми глазами и молчал.
Да, он хотел сказать еще что-то, но так и не решился. Будучи по натуре двойственным, Игорь Словесный, очевидно, часто так поступал в критических ситуациях. Получалось, что он как бы что-то и сказал мне, тем самым вроде бы сняв с себя половину вины, и в то же время как бы ничего определенного мне не сообщил и тем самым снимал с себя ответственность за мои выводы.
После короткого молчания я просил Словесного:
– Скажите, где эта пасека, Игорь Тимофеевич!..
Он лежал с закрытыми глазами и молчал. В его пепельно-сизом цвете появились песочные тона. Помоему, Словесный слышал меня.
Надо мной раздался отчетливый голос:
– Извините!
Я поднял голову. К нам склонялся высокий молодой милиционер.
– Вы медик, брат?-спросил он меня.
– Нет...
– А, тоже пострадавший... Прошу встать, если можете. Граждане, прошу всех отойти!..
– Скорая помощь!
– громко сказал кто-то.
Я
Вдоль улицы, в который раз уж, порывом, сметая бумажки, подул ветер. В небе клубились предгрозовые тучи. Дождь мог пойти с минуты на минуту. Я отправился домой.
Еще недавно я мучился в догадках: какое преступление эти фиолетовые совершили-какое-нибудь бандитское нападение, поддельные деньги, грабеж, мошенничество?..
Теперь же, после слов Словесного, все как будто прояснялось: с какой-то пасеки могло быть совершено крупное хищение меда. Мед, мед... Все-таки была в этом "меде" какая-то фальшь!..
Мне бы надо было обо всем просто-напросто сообщить в милицию. Но я не очень-то торопился. По правде сказать, мне хотелось самому схватить Ниготкова за руку.
Короче говоря, с этого часа из-за ложных представлений и своей самонадеянности я начал совершать ошибки.
Из автомата позвонил Ларисе. Она была дома.
Мы договорились с ней встретиться в четыре часа у кинотеатра "Аленка".
Позвонил на фабрику Вадиму Мильчину, чтоб и он принял участие в поимке Ниготкова. Но ведь была суббота! Я помчался к Вадиму домой. Дома его не было. Оставил записку и с одного края города помчался на другой, к кинотеатру "Аленка".
Я ждал Ларису на скамейке. Она что-то не приходила. Напротив меня останавливались и катили дальше трамваи. Вдруг на остановке среди ровной и спокойной цветовой гаммы пассажиров появилось яркое пятно. С передней площадки прицепного вагона среди прочих пассажиров сошел мужчина в широченных, наверное, чесучовых одеждах, в соломенной шляпе. Он был фиолетового цвета!
Я быстро подошел к нему и резко спросил:
– Извините, ваша совесть чиста?
– Нет,- ничуть не удивившись вопросу, коротко. сказал он, придерживая от порывов ветра свою шляпу.- Не чиста. Это точно.
– Почему? Можете сказать?
– - Вот как!..-попытался он сдвинуть на затылок свою соломенную шляпу.Первый раз в жизни-и попался. Извините, товарищ контролер! Вот первый раз надел новый костюм-и оказался без копейки. Забыл взять деньги и пока по карманам искал, "зайцем" две остановки проехал. Вот и решил до третьей, хоть и тяжеловато, пешком дойти. А как вы догадались?
– По выражению...
– Извините, а где это вас так... побили? И как можно: по лицу?..-с болью в голосе проговорил он.
– На службе... В бункер упал,- промямлил я.
– Надо бы поосторожней,-сморщился он.- Так нельзя!
– Извините...-сказал я.
– Да что уж вы! Всего доброго.
Я вернулся к скамейке и сел, склонившись к коленям. Мне было стыдно как-то, очень неприятно.
Ветер все усиливался. Дул порывами. Серые тучи разлетались. Солнце то пряталось, то выходило из-за туч, все освещая.
Сияя золотисто-лимонным пламенем, пришла подгоняемая ветром Лариса.
– Здравствуй, опечаленный адмирал!-с веселыми искорками в голосе, насмешливо проговорила она.- Скажи, будет ли буря?