Иной облик разума
Шрифт:
стошнило. Не показывая внутреннее отвращение, он поднес их к носу, ощущая странный
запах, снял упаковку и выкинул в то же отверстие стены, куда поместили испражнения
существа, чтобы не показаться некультурным. Отверстие в стене манило чем-то
необычным, словно подсказывало заманчивое предложение засунуть руку и, нащупав, хитрым образом вытащить оттуда клочок чего-либо, что поможет в поисках себя, даже
если потребуется пожертвовать частью своего тела.
—
Улитка оказалось на вкус жесткой, как резина. Выплюнуть, значит, оскорбить Вадима, ведь он позаботился о его спасении, еде. Вода в пластиковой бутылке мутная, а не
прозрачная, как в Центре, неприятная на вкус. Запивая съеденную улитку захотелось
выплюнуть и её, но пришлось проглотить. Мучившая жажда и усталость спровоцировали
сухость во рту, хотелось смочить горло.
— Скорей всего там такой же ход, зигзаг или проем вроде нашего. А может, пещера… да
что угодно, — яростно прошептал Кобаль.
— Каждый из нас, не видя обратной стороны, пытается понять суть ошибочной, а может, бессмысленной истины. Вера основывается на приходящем переходе к тому, что больше
всего нас беспокоит и держит в этом мире, что позволяет нам справляться с самим собой, открывая путь к совершенству!
Сказанное Вадимом Илье показалось учением религиозного характера. Способность к
совершенству через веру в себя и в высший разум, приводящий к спокойствию души, и
все такое. А что стоит человеку встать на прямой путь, регулирующий познание
совершенства?
На минуту все замолчали. Вадим беспокойно поднялся с мешка, на который он присел
отдохнуть, толкая малопонятную для Ильи речь, затем суетливо вышел в проход, светя
фонариком вдаль.
— Вы слышите?
— Что именно? Ничего не слышу, — прислушиваясь, озадаченно спросил Маршал, выглядывая из-за угла проема.
— Я тоже не слышу, — подтвердил Кобаль.
Илья в замешательстве вышел в проход, за ним посматривали из-за угла оставшиеся двое, доедая улиток.
— Смотрите, там что-то движется, — прищурившись, Илья показывал пальцем в даль
прохода на двигающуюся массу.
— Да это крысы, — водя фонариком в темноте, рявкнул Маршал.
— Собирайте вещи. Тушите костер. Быстро, — приказал Вадим.
Бегающие по костру ноги Маршала гасили пламя. К обуви прилипали, расплавляя
резиновую подошву, горячие угольки, искры разлетались и тухли, дым струей копоти
поднимался вверх, зачерняя потолок. Кобаль, мечась, укладывал остатки разложенной
пищи, заверрачивая в блестящую помятую фольгу и закидывая быстро в вещмешок. Стая
крыс быстрыми скачками передвигалась по направлению к группе. Крысы
33
пищали, плотно соприкасаясь гадкими грязными телами, бегая по спинам собратьев.
Сразу видно, что их что-то напугало и обратило в бегство в этом направлении. Грызуны, отставшие от стаи, слабые и старые, задыхающиеся от усталости, потерявшие равновесие, останавливались, измотанные, и падали, замирая.
Перед Ильей предстала картина загнанных в комнату нагих девушек, ласкающих себя, задаваясь вопросами о непонятных причинах удовольствия. Лежащие на полу тела, обездвиженные, вдыхающие тяжелый воздух любви, передавали сияющие взгляды
надежды и жизни пунктиром свободы рядом лежащим. Те, кто стоял, протягивали руки, дотрагиваясь до тел красавиц, нежно лаская спины теплыми прикосновениями. Яркий
свет освещал половину группы, другая половина поглощалась постепенно, начиная с ног, темным мраком, созидающим увечьем пустоты. Волосы на свету переливались, затягивая
в пучину красоты золотистым блеском, сменяющимся прозрачной ласкающей дымкой, в
которой растворились нагие красавицы. Темнота резко поглотила цветовой фон картин, уже не заполненных видом девиц. Осязаемая реальность проступала образами фонарей, рассекающих темный проход, и крыс, бегущих по ногам Ильи и его спутников, с
которыми он не так давно познакомился.
— Прижмитесь к стене и, чтобы ни произошло, закройте глаза, пока я не дам сигнал их
открыть. Выключайте фонари и не двигайтесь, не разговаривайте, — прокричал Вадим, прижавшись вплотную к стене, — они идут. Яркие тени! Идут…
По ногам ещё чувствовалось передвижение крыс, задевающих носки обуви. Глаза
закрыты, но сквозь сомкнутые веки проникал свет, щекочущий лица, волосистую часть
головы и бровей. Откуда-то взявшийся электрический разряд посередине прохода
отрезком луча расщеплял крыс, не успевших добраться до безопасного места. Страха в тот
момент не было, как будто его заменили на спокойствие, убрав тревогу прочь, и только
вибрация самого тоннеля больше всего заботила Илью. Он сжал веки, пытаясь справиться
с какой-то силой, медленно ослабляющей мышцы. По телу Ильи и остальных пробежало
легкое расслабляющее покалывание, отчего захотелось немного подвигаться. Но он
вспомнил, что Вадим, остерегая от чего-то, приказал не двигаться, и охота сразу прошла.
Лучи света, скользя в воздухе, искали хоть какие-то звуки и движения, на которых можно
сосредоточиться. Объектом света стали грызуны — единственные жертвы в мирное и
военное время. Что только с ними ни делали — травили, убивали, жгли, ели, а им хоть бы