Иной смысл
Шрифт:
— Меня зовут Кейтаро, — проговорил японец. Теперь он смотрел на него почти как на равного. Почти.
Коста с усилием вырвался из воспоминания. Как давно это было… и в то же время — как недавно. А ведь он долго, очень долго верил в искренность Кейтаро, в нужность и полезность таких, как он сам и Теодор, в величие и правоту Закона… Честно сказать, окончательно Крылатый перестал в это верить лишь после первой встречи с Эриком.
Когда Коста вернулся, уже начинало светать. Он осторожно приземлился на подоконник, несколько секунд помедлил, прежде чем взглянуть на сидевшую к нему вполоборота Катю. Но тянуть долго не представлялось возможным — он поднял взгляд.
По
«Системное сообщение: безвозвратное удаление файлов (555 шт.) завершено».
— Коста.
Она обернулась, посмотрела ему в глаза. Губы шевельнулись, и он без труда прочел: Я. Тебя. Люблю.
— Я…
— Не говори ничего. Не надо. Просто пойми: прошлое должно оставаться в прошлом. Не забывай, такое нельзя забывать — но не превращай прошлое в настоящее. Я буду с тобой, пока я жива, и никакие силы не смогут меня переубедить. Потому что…
Я. Тебя. Люблю.
VII
А черти, знай, мутят воду в омуте…
Так, стало быть, ангелы — где-то здесь!
— Ну что с тобой делать прикажешь? — тяжело вздохнул Алик. Пересел со стула на стол, опустил подбородок на сцепленные руки и сверху вниз посмотрел на Стаса. Ветровский отвел взгляд.
— Оставить самому расхлебывать последствия собственных же решений? — неуверенно предположил он.
— Иди в задницу, — немедленно отреагировал Гонорин. — Впрочем, ты и так уже там. По самые уши, блин.
— Мне же проще — идти никуда не надо. — Стас безразлично пожал плечами.
— Стас, возьми себя в руки! — Алик спрыгнул со стола, плюхнулся на стул. Через несколько минут он вновь проделает этот короткий путь, а потом обратно, и снова, и снова… за последние два часа доморощенный адвокат менял свое местоположение уже раз двадцать, если не больше. — Итак, что мы имеем на данный момент? Самые тяжелые обвинения мы отмели, никаких больше преступлений против государства и никакой, тьфу-тьфу-тьфу, педофилии. Осталась — сущая ерунда! Подделка документов — да фигня, ты не знал, ты не мог, ты не представлял, ты бедный-несчастный, да куда тебе идти было, налоги ты платил, государству тебе предъявить нечего. Выкрутимся как-нибудь, устроим приговор в виде штрафа, отправишься на месяц на отработку, за это время мы как-нибудь денег еще наскребем и доплатим оставшееся от штрафа. Это все фигня. Про запрещенную литературу я вообще не говорю, это не экстремизм и не терроризм, максимум, на что она может сгодиться прокурору, — увеличить срок на пару месяцев, если удастся добиться приговора в виде заключения на срок от полугода. Все упирается в это гребаное сетевое покушение, которого ты не совершал. И ты знаешь, кто его совершил, но почему-то не желаешь признаваться! Какого черта, Стас? Или это какая-то твоя великая любовь, которую ты от всех прятал, и ты ее покрываешь?
Ветровский вытаращил глаза. Несколько секунд смотрел на Алика — а потом расхохотался, громко, почти истерично. Надо же, только недавно отбился от подозрений в нетрадиционной ориентации, а тут Алик так… пальцем в яблочко. Попал ровно в середку, да только не в ту.
— Ну что ты ржешь? — обиделся Гонорин. — Я, между прочим, серьезно.
— Ага… я тоже, честно, — сквозь выступившие от смеха слезы пробормотал Стас.
— Да ты что? И кто же она, эта твоя… — Он осекся, внимательно взглянул на друга. — Нет, нет, нет. Только не говори мне, что…
— Я и не собираюсь тебе ничего говорить!
— Значит, не любовь — ты же у нас стопроцентный гетеро, согласно экспертизе, которой я склонен доверять, — негромко проговорил Алик. — Тогда скажи, почему
Стас мгновенно посерьезнел.
— Кого я покрываю и почему — это мое личное дело, Алик. И не надо в это лезть.
— Нет уж, друг. — Алик чуть наклонил голову, его взгляд стал жестким. — Если хочешь знать, мое личное дело — добиться того, чтобы тебя не сгноили в тюрьме. Твоя совесть — это действительно твое личное дело. Что ж, раз ты не хочешь мне помогать — я разберусь сам. Найду и Канорова, и доказательства его вины. А ты, если хочешь, можешь потом хоть из Ордена меня выгонять. Но раз я взялся тебя защищать — значит, я буду тебя защищать.
Он встал, посмотрел на друга — и быстро вышел. Стас хотел его остановить, но то ли не успел, то ли не очень-то хотел на самом деле. В конце концов, Алик имеет право делать так, как считает нужным, равно как и сам Стас имеет право поступать так, как считает нужным он. Стас ничего не сказал, никого не выдал. То, что Гонорин догадался, — не вина Стаса.
Выйдя из здания следственного изолятора, Алик несколько минут стоял у дверей, обдумывая дальнейшие действия. Пока что все складывалось идеально — Саша Годин нашел где-то эксперта-психолога, Илону Самойлову, а Женька сумел уговорить Веронику Никольскую подтвердить в суде, что ее сын не подвергался никакому насилию со стороны обвиняемого. Алик выругался: вот уже думать начал юридическими формулировками. Интересно, как вообще юристы живут вне работы? «Дорогая, я подаю прошение об обеде»?
Гонорин вытащил из кармана пластиковую банку с соком, с сомнением ее разглядел, открыл. Сок оказался теплый и липкий, но очень уж хотелось пить.
В общем, самые страшные и опасные обвинения удалось снять без особых проблем. Если бы еще отделаться от покушения… Нет, определенно надо найти Канорова. Найти и либо заставить признаться, либо самому собрать доказательства. Н-да, пожалуй, второе будет попроще. Ну, попытка не пытка…
Алик быстро набрал номер Леши. Как и всегда — длинные гудки. Сбросил, набрал заново — все то же самое.
— Нет, ну какая же ты все-таки сволочь! — пробормотал он, быстро набирая текст письма.
«Привет. Ты не ответил на мое предыдущее письмо — остается только надеяться, что оно до тебя не дошло, а прочитано было кем-то другим. Ну да ладно, пишу тебе по другому поводу. Ты в курсе, что Стас в КПЗ, он под судом. Его обвиняют, помимо прочего, в сетевом покушении на какого-то бизнесмена. Я знаю, что на самом деле это сделал ты. Нет, Стас тебя не выдал, я выяснил это самостоятельно. Если в тебе есть хоть капля порядочности, признай свою вину — тогда, возможно, мне даже удастся сделать так, чтобы Стаса выпустили. В противном случае… ты понимаешь. Очень жду ответа. Алик».
Уведомление о доставке, уведомление о прочтении — отправить.
Доставлено абоненту.
Спустя десять минут — прочитано абонентом.
«Леша, ты прочел мое письмо двадцать минут назад. Ответь хоть что-нибудь. Дай мне уже определиться в отношении тебя, черти тебя дери!»
Отправлено, доставлено, прочитано.
Алик допил сок, метко зашвырнул банку в «саможорку», [20] посмотрел на часы. Снова закурил.
«Прошел час, Леша. Либо ты сейчас мне ответишь, либо пеняй на себя — я найду доказательства твоей вины».
20
«Саможорка» — урна со встроенным уничтожителем мусора. Такими урнами оборудованы все районы Санкт-Петербурга и большая часть проспектов, парков, скверов Питера — разумеется, только в благополучных районах.