Иноземец
Шрифт:
«Не твое дело», перевел он для себя.
— Извините, нади, — сказал он, отходя; лучше оставить ее наедине с ее мыслями — если б еще удалось отогнать свои.
— А какого сорта человек становится пайдхи? — спросила она прежде, чем он успел сделать второй шаг.
Отличный вопрос, подумал он. Крепкий удар. Ему пришлось задуматься, сейчас он не находил ответа, который был обычно припасен… он даже не мог увидеть перед собой того мальчишку, который двинулся по этой дороге, не мог поверить в него, хотя бы косвенно, в малой степени.
— Дурак,
— Позвольте усомниться, нади-чжи. Это обязательное требование?
— Думаю, да.
— Тогда… как же вы добились такой чести? Какой особой глупостью?
— Любопытством. Желанием повидать что-то большее, чем Мосфейра. Сделать что-то хорошее для планеты, на которой мы находимся, для народа, рядом с которым живем.
— Уилсон тоже этого хотел?
Полный нокаут. Ну что тут скажешь?
— Вы, — продолжала Чжейго, — действуете не так, как Уилсон-пайдхи.
— Но Валаси-айчжи, — возразил Брен, — тоже отличался от Табини.
— Верно, — согласилась Чжейго. — Очень верно.
— Чжейго, мне…
И снова он уткнулся лбом в это слово, которое годится лишь в разговоре о салатах. Он покачал головой и двинулся к выходу.
— Брен-чжи. Договорите, пожалуйста.
Ему не хотелось говорить. Он не был уверен в собственном здравомыслии, не говоря уже о самообладании. Но Чжейго ждала ответа.
— Чжейго-чжи, я работал всю жизнь, старался изо всех сил. Я не знаю, что еще могу сделать. Сейчас мы снова остались без света перед собой. Не думаю, что я этого заслужил. Но я спрашиваю себя, нади, нет ли здесь моей вины, не зашел ли я слишком далеко и слишком быстро, не причинил ли я вред Табини, стараясь помочь ему, не породил ли сам противника, чертовски упорного в попытках убить меня? Почему, Чжейго? Вы хоть какое-то представление имеете?
— Вы несете изменения, — сказала Чжейго. — Некоторых они страшат.
— Эти несчастные железные дороги? — Подчеркнутый в интервью интерес к этой теме смущал и озадачивал его.
Чжейго сейчас была просто тенью, лишенной всякого выражения и недоступной. Брен раздраженно махнул рукой и зашагал в гостиную — получить паузу для раздумий, посидеть, почитать, отвлечь мысли от причудливой и неприятной изнанки, которой вдруг вывернулся этот день… хорошо бы, паузу до самого ужина… а ужин, может быть, разделит со мной Чжейго… если никто не отравит повара.
И все же Брен остановился снова, испугавшись, что мог оскорбить ее.
— Если когда-нибудь, — начал он, — телевизионщики все-таки сумеют отправить бригаду на Мосфейру, я попрошу, чтобы вы с Банитчи приехали познакомиться с моей семьей. Мне очень хочется, чтобы вы посмотрели, какие мы. Мне хочется, чтобы вы узнали нас, нади-чжи.
— Для меня это была бы высочайшая честь, — торжественно провозгласила Чжейго.
Ну что ж, может быть, удалось подлатать прорехи. Он ушел в гостиную и подбросил в огонь полено, а от стен эхом отдавались раскаты грома. Чжейго пришла следом, очевидно сочла, что ему этого хочется, но ничего не говорила, только осматривала книжные полки маленькой
Это не противоречило представлениям Чжейго о долге или о том, что она считала нормальной формой общения. Он взял свою книжку и начал было усаживаться.
Загорелся свет.
Брен раздраженно поднял глаза к потолочному светильнику.
— Наверное, просто перегорел предохранитель, — сказала Чжейго с другого конца комнаты. — Это хорошо.
Брен вспомнил покрытые пылью старые провода, идущие вдоль труб для подвода природного газа по потолку коридора, и представил вдруг, как его апартаменты взлетают на воздух из-за электрической искры.
— Мальгури нужна новая электрическая система, — пробормотал он. — А где у них емкость с газом?
— С каким газом?
— Метаном.
— В подвале, — ответила Чжейго.
— Под зданием. Это ведь настоящая бомба, нади. Этому зданию просто необходимы электрические печи. Уж если они провели электрическое освещение, то от электрических печей вреда не будет.
— Финансирование, — лаконично возразила Чжейго.
— Пока убийц не нашли, кто-нибудь сторожит эту емкость?
— Все входы в здание находятся под наблюдением.
— Кроме периодов, когда гаснет свет.
Чжейго слегка пожала плечами.
— А мои окна не охраняются, — заметил Брен. — Я это обнаружил прошлой ночью, когда внезапно возобновилась подача энергии.
Чжейго нахмурилась, подошла ближе к окну и провела пальцем по краю рамы, поглядела вверх и вокруг — на что именно, Брену не было видно.
— Как вы это обнаружили, Брен-чжи?
— Я открыл окно, чтобы выглянуть наружу. Потом подали питание. Только тогда включилась сигнализация. Я так понимаю, это старая система.
— Конечно старая, — согласилась Чжейго. — Вы сообщили об этом?
— Звонки разбудили весь персонал.
Чжейго, похоже, его рассказ не порадовал, но что она увидела, изучая окно, Брен сказать не мог.
— Кроме Банитчи, — добавил он.
— Кроме Банитчи.
— Я не знаю, где он был. Я уже говорил вам. Мы поспорили. Он куда-то ушел.
Была у него одна, довольно нежелательная мысль, но он держал язык за зубами, только следил, как Чжейго подошла к двери, наполовину прикрыла и осмотрела стену за ней, все еще хмурясь. Служба безопасности не любит говорить о системах безопасности. Сомнительно, что объяснения вообще когда-нибудь последуют.
— Нади Чжейго, — сказал он. — Банитчи здесь не было. У вас есть какое-то представление, где он был прошлой ночью?
С тем же успехом он мог сообщить, что прошлой ночью шел дождь. Лицо Чжейго никогда не менялось. Она снова открыла дверь, оставив ее в том же положении, что и всегда, и вышла в соседнюю комнату.
Свет снова погас. Брен раздраженно поднял глаза, затем последовал за Чжейго в приемную, чтобы высказать все, что он думает о ее молчании и о об этой бесценной системе сигнализации. Чжейго находилась у окна. Она отперла боковую створку, открыла, закрыла снова — сигнала тревоги не последовало.