Инсбрукская волчица
Шрифт:
– - Что вам надо?!
– - Всего ничего, -- наконец-то показался Золтан.
– - Ты ведёшь дело Ники Фенчи? Так вот, если с ней что-то случится, пеняй на себя.
После этого Золтан без всякого сожаления отвесил Надю чувствительную оплеуху. Тот что-то отчаянно замычал, а наш брат делано удивился:
– - Да ладно? Не нравится? А я думал, это как раз твой конёк -- грубая сила. Хочешь посадить Ники -- сажай, но издеваться над ней я не позволю.
В следующий момент к "уроку" присоединились и мы с Виктором. Первые дни я опасался, как бы Ники вообще не убили, однако перспектива того, что я опубликую компромат,
***
Эрик, наконец, замолчал, решив, что больше сказать ему нечего. Я сидела, открыв от удивления рот. Теперь-то мне всё стало ясно.
– - Эрик, а что там с письмами Анны? Я ведь не прочла их.
– - О-о, знаешь, когда я увидел имя адресанта, у меня руки вспотели. Я ведь тогда, в восьмом редактировал статью о ней. У меня до сих пор в столе вырезка лежит. А там как раз говорящий заголовок: "Волчица поймана". У неё такой взгляд дикий, затравленный. Признаться, нелегко было отвечать, зная, за что она сидит.
Брат прокашлялся и замолчал. В это время в помещении показался часовой в серой форме.
– - Время поджимает, -- напомнил конвойный, войдя в барак.
Время, отведённое для свидания, пролетело так быстро, что я не успела и моргнуть. Эрик не стал спорить с часовым и приготовился идти. Он ведь даже не сообщил мне тогда о том, как они "научили" следователя, как он выражался "обращаться с арестантами". И неужели Йодль, наш непримиримый противник, вдруг проявил такую человечность? Редко когда полицейские поступают не по закону, а по совести, и мне было вдвойне приятно.
– - Ну всё, сестрица, давай, до скорого, -- Эрик крепко обнял меня.
– - Как только, так сразу.
– - Пока, Эрик!
– - сквозь слёзы процедила я.
– - Ну что опять за сантименты, а?
– - рассмеялся мой братец.
– - Крепись, и всё будет хорошо. Мы тебя в любом случае ждём. Главное, что мы -- семья.
Эрик спокойно вышел и, сверившись с часами, приготовился идти. В это время Анна буквально вцепилась ему в запястье.
– - Эрик, это же я, Анна!
– - Э... Слушай, мне надо идти...
– - отнекивался мой брат.
– - Ты что, ты... Уходишь уже?
– - дрожь пробежала по печальному лицу.
– - Прошу...
– - Ну, знал бы, где падать, соломки бы подстелил, -- Эрик взял, наконец, себя в руки.
– - Я найду время для вас обеих, а сейчас мне пора, -- с этими словами он последовал за часовым и исчез за воротами.
Глава 6.
Откровения
Прошло несколько недель после отъезда Эрика. Жизнь в тюрьме текла своим чередом, и я даже перестала замечать, как летит день за днём. Я привыкла к несвободе, к тяжёлым работам, к часовым. Удивительно, как Анна изменилась с тех пор -- стала сдержаннее и даже следить за собой начала. До этого она постоянно
Я тоже часто перечитывала письма, полученные от Эрика, и записочки от сестры и братьев, вложенные в конверт. Статья "Волчица поймана" лежала среди них -- свидание закончилось, когда я держала вырезку в руках, и поэтому Эрику я ее не успела вернуть. Однажды, когда я хотело перечитать последнее письмо, в котором Эрик сообщал, что вместо него навестить меня приедет Тимея, вырезка случайно выпала из пачки на пол. Анна, которая по своей привычке расхаживала взад-вперед по камере, увидела свою фотографию и, будто коршун, схватила газетный листок и впилась в него глазами.
Я так и не прочитала статью, она была написана по-немецки, а я только немного этот язык на слух. Да и опасалась я читать ее при Анне, и вот...
Зигель приблизилась к газовой лампе, едва освещавшей камеру. Глаза ее бегали по строчкам. Вдруг она дернулась и вскрикнула:
– - Это он, он! Пиявка Дитрих...
Будто в смертельном ужасе она кинулась за нары и забилась там в углу, съежившись и прикрывая голову руками.
– - Не надо, не надо!
– - вздрагивая, бормотала она.
– - Оставьте меня, ничего я вам не скажу...
Я со страхом наблюдала за очередным припадком: а мне-то казалось, что за последнее время психическое состояние Анны улучшилось. И вот опять...
Глядя, как она стала раскачиваться и дергаться, я испугалась, как бы Зигель не размозжила себе голову о стену. А может, она этого и добивается, чтобы на работу не выгоняли? Но нет, руку она себе резала умышленно, а сейчас впала в ужас от этой статьи. И зачем я держала ее вместе с письмами! Надо было спрятать в другом месте.
Я осторожно приблизилась к Анне и взяла ее за руку, пытаясь поднять.
Она выдернула руку, но я была настойчива. Подхватив ее под мышки, я поставила Анну на ноги и повлекла к нарам, усадила.
Она продолжала раскачиваться и повторяла, как в бреду:
– - Пиявка, пиявка Дитрих... Это все он, он...
– - Кто такой Дитрих?
– - В статье... Откуда она у тебя?
– - Эрик принес. Он в газете тогда работал.
– - Это он написал?
– - в ужасе воскликнула Анна.
Вероятно то, что Эрик, к которому она, как мне показалось, уже прониклась теплым чувством, письма от которого были единственной ниточкой, соединяющей её с миром, написал о ней такие слова, поразило Зигель в самое сердце. И я поторопилась успокоить ее.
– - Нет, он всего лишь исправлял ошибки -- это была его работа. Многие журналисты пишут безграмотно, а наш Эрик всегда был отличником.
– - Значит, не он? Правда, не он?
– - с надеждой в голосе спросила Анна.
Я заверила ее, что в 1908 году Эрик занимался только редактированием чужих статей.
Мне было очень любопытно, что же такого было в этой вырезке, от чего Анна пришла в такой ужас, и я попыталась осторожно вытянуть у нее из рук клочок газеты. Но она оттолкнула меня и прижала бумажку к груди.