Инсбрукская волчица
Шрифт:
– - Но-но, сестрица, без сантиментов, -- улыбнулся Эрик.
– - Изменилась ты, Ники, изменилась -- исхудала уже.
– - Наверно, -- ответила я, опустив глаза.
Эрик спокойно достал из кармана своего довольно старого пиджака зеркальце и я смогла рассмотреть себя. Да, выглядела я не лучшим образом -- лицо бледное, под правым глазом вмятина, уже тёмный круг вырисовывается. От былой лучезарности не осталось и следа. Руки мои давно были в мозолях и царапинах. Мне казалось, я гнию заживо.
– - Как ты?
– - Всё в порядке, -- ответила я, смахивая с щёк так некстати выступившие слёзы.
– - Живу, благодаря вам. Газеты нам дают, кормят не сказать, чтоб хорошо, но есть можно. А как у вас дела?
– - Да всё по-старому, -- отмахнулся
– - Барнабас всё-таки доучился. С грехом пополам, но выпустился из школы. Он ведь бывал в гостях у Тимеи, а как раз у неё сыновья в школу недавно пошли. Чему бы он их научил?
– - Всему хорошему, -- рассмеялась я.
– - Он ведь сперва хорошо учился, а только потом стал на уроках ворон считать.
– - Вот-вот. Можешь себе представить удивление тех учителей, что меня когда-то ставили в пример остальным? Там ведь до сих пор на доске почёта моё фото висит. Виктор, конечно, сам звёзд с неба не хватал, но до такого ротозейства никогда не опускался.
– - Эрик...
– - я на минуту вспомнила о том, что же хотела спросить у брата.
– - Ты тогда, в письме Зигель, рассказал мне о том, как Йодль помог тебе вывести тех полицейских на чистую воду. Ты ведь ничего мне об этом не рассказал...
– - Благодаря ему, Ники, ты и дожила до суда, -- развёл руками Эрик.
– - Видишь ли, иногда друг подставит тебе ногу, а враг -- плечо.
Рассказ брата был долгим, я с интересом слушала его, стараясь не перебивать, ведь у него столько всего накопилось, что надо было дать ему вволю выговориться.
***
Зима выдалась довольно ранней. Декабрь только начался, но на улице было холодно. Землю покрывала тонкая пленка снега. Уже третий день в городе отчаянно выл ветер, ломая ветки деревьев и срывая шляпы с прохожих. В эту промозглую погоду гулять не особенно хотелось, но мне надо было отнести в редакцию рукописный перевод документов, где их останется только напечатать и оформить в надлежащем виде. Собственно, я работал на дому, занимаясь корректурой и переводами. Это было довольно утомительно -- просматривать кипу листов и выявлять там опечатки, ошибки. К концу дня у меня уже затекала спина, болели глаза, голова отказывала. Стоит ли говорить про вечно синие от чернил пальцы?
Жили мы бедно. Дом маленький, убогий, весь в уродливых заплатах -- так когда-то отец латал дом, чтобы зимой не продувало, а зимой было холодно -- всегда мы были вынуждены тепло одеваться. Забор наш покосился местами, ворота ржавели. Двор маленький, но там вполне умещались пёс, птичник и небольшой огород. В последнее время всё хозяйство было на мне, поскольку братья и сёстры давно разъехались кто куда. Теперь в этом доме жили только Барнабас, да я. Но младший брат был балбес, каких ещё поискать -- вечно забывал сделать что-то важное, у него постоянно то куры, то пёс ходили голодными, хотя именно он больше всех хотел собаку-гиганта. Пёс вырос дурным, под стать младшему братцу, и похоже, Барнабас нашёл себе родственную душу.
В этот день я дома не застал ни собаки, ни младшего брата. Видимо, они ушли гулять. Однако стоило мне зайти на порог, я почувствовал, что дома кто-то есть. Я чуть приоткрыл дверь и осторожно заглянул внутрь. Красть у нас, в общем-то, и нечего -- кому нужна ветхая мебель и довольно дрянные вещи? Через небольшой угол обзора можно было подробно рассмотреть и нашу гостиную, служащую мне рабочим и спальным местом -- здесь всё мало чем отличалось от обстановки в других комнатах. Сама же гостиная была просторная, но довольно низкая, и фанерный потолок, так и повисший над головой, создавал какую-то гнетущую, давящую обстановку. Мебели было мало -- старенький шкаф, поеденный тараканами, стол на хилых ножках, да прохудившаяся кровать, которую я подпёр кирпичом посередине, чтоб не провалилась окончательно.
Осторожно войдя в дом, я застыл. В гостиной на диване сидел не кто иной, как инспектор Йодль. Это был мужчина лет сорока пяти, роста небольшого, и не сказать, чтобы прям толстяк, но брюхо было видно невооружённым глазом. На его тщательно выбритых щеках виднелись небольшие ссадины. Причёска всё та же -- короткий ёжик чёрных с проседью волос. Его круглое, немного морщинистое лицо, было довольно флегматичным, сам он смахивал на мастера средней руки какого-нибудь производственного цеха, в силу возраста потерявшего былую форму и хватку. Взгляд его светлых, близко посаженных глаз, был вечно сосредоточенным, при этом он постоянно водил ими из стороны в сторону, словно намереваясь выискать что-то. С виду и не скажешь, что это многоопытный сыщик, работающий в полиции вот уже два десятка лет, и раскрывший множество запутанных дел. Когда-то наша семья изрядно попортила ему кровь, потому теперь он нас держал на прицеле. После ареста Ники он часто напоминал о себе, хотя в последнее время он как-то утратил к нам былой интерес, очевидно поняв, что мы ничего не знаем о том, куда Ники спрятала краденые драгоценности.
– - Добрый день, господин Фенчи, -- поздоровался он, привстав.
При этом его даже не смущало то, что он проник в наш дом в отсутствие хозяев и без санкции на обыск. Этот нахальный сыщик нравился мне всё меньше.
– - По какому праву вы вламываетесь в наш дом?
– - я с порога перешёл в атаку.
– - Без постановления на обыск и без нашего согласия! Вы прекрасно знаете, что это незаконно. Убирайтесь!
Я всё ещё был зол на инспектора за то, что допрашивал нас до почти полного изнеможения, и в итоге довёл Тимею до нервного срыва.
– - Полно, голубчик, полно, -- он миролюбиво поднял руки.
– - На то, чтобы, как вы выражаетесь, "вломиться" в ваш дом, у меня должна была быть веская причина, иначе...
– - он сознательно недоговаривал, пытаясь спровоцировать меня на новую вспышку агрессии.
– - Какая такая причина? Мало того, что благодаря вам мы теперь как на иголках, так теперь вы сюда ломитесь без спросу! Вон!
– - Полно кричать, юноша, -- усмехнулся Йодль.
– - У меня нет никакого намерения обременять вас своим присутствием, но прежде хотелось бы вам кое-что рассказать. Видите ли, ваша сестра Николетт, с тех пор как была арестована, не созналась в разбое, в частности, в том, куда спрятала краденое. Я думаю, она и вам не сказала. Она упряма весьма, и это может плохо кончиться для неё. До меня дошли сведения, что арестованная Фенчи терпит много грубости от наших будапештских коллег. И похоже, движет ими исключительно корыстный мотив.
– - Вы хотите сказать, что...
– - я на секунду оторопел, представив, что сейчас испытывает Ники. Я был готов сейчас хоть пешком сорваться и идти стремглав в Будапешт, лишь бы помочь сестре. Вот только самого Йодля можно было бы заподозрить в чём угодно, кроме желания помочь своему давнему неприятелю.
– - Довольно странно с вашей стороны, инспектор, -- я решил взять себя в руки.
– - Вы сейчас стремитесь помочь тем, с кем давно не в ладу, мало того, говорите откровенно о преступлениях, что совершают ваши коллеги.