Инспектор милиции
Шрифт:
— При мне же Нассонов обещал на заседании исполкома сельсовета выделить комнату. Не выделил?
— Что значит выделить? Освободить! Это наша комната. Законная. Да никак не займем. Летом в ней доверху мешки с удобрениями. Только увезут удобрения, тут же складывают жмых. Кончается жмых, глядишь — концентраты подоспели, хранить негде. Опять к нам, в библиотеку.
— А председатель?
— Накричал на Ларису так, что девушка расплакалась. Вот мы и отучаем людей проявлять инициативу. Недаром говорят — не проявляй инициативу, а то отдуваться
Я спросил у нее, кто из бахмачеевцев выписывает «Неделю».
— Подписались бы многие, да лимит маленький. Всего два экземпляра. Один получает Нассонов, другой — Ракитина.
— И все?
— Мы получаем в библиотеку один экземпляр. Но это по другому лимиту…
То, что Ксения Филипповна получает «Неделю», я знал. Она всегда предлагала ее мне почитать. И журнал «Советы депутатов трудящихся». Значит, работы мне не очень много. Моя хозяйка исключается. Остается председатель колхоза и библиотечная подшивка.
Раиса Семеновна достала пухлую папку с номерами за этот год. И по мере того, как я ее листал, лицо пенсионерки все больше хмурилось. Не хватало по крайней мере пяти газет. В том числе — двадцать первого номера.
Библиотекарь-общественница сокрушенно вздыхала:
— Наверное, Лариса Владимировна забыла подшить.— Раиса Семеновна просмотрела все полки с журналами и газетами, ящики письменного стола, но недостающих номеров нигде не было.— Странно, Лариса Владимировна — такой аккуратный человек… Я помню, она как-то брала «Неделю» домой. Наверное, забыла принести… Сами понимаете, молодость. А так она энергичная, начитанная, хорошо знает работу…— Она словно давала характеристику Ларисы официальному лицу.
Я подумал, что у Ларисы газету мог попросить Чава. И использовать на самокрутки. Он, как многие здешние куряки, предпочитал самосад.
Мы разговорились с общественной библиотекаршей о том, много ли читают в Бахмачеевской. Она пододвинула мне деревянный ящичек с абонементными карточками.
Я выбрал наугад абонемент Коли Катаева. Она вся была испещрена названиями книг: «Теоретическая механика», «Применение пластмасс в тракторном машиностроении», «Основы расчетов упругих оболочек»… Оказывается, наш секретарь прочно теоретически подкован.
— Вы на обороте посмотрите,— подсказала Раиса Семеновна, заглядывая через плечо.— Товарищ Катаев ведь еще и комсомольский вожак.
Я перевернул карточку: «Марш ударных бригад», «Товарищ комсомол», «Комсомольцы идут в атаку»…
Порывшись в ящичке, я натолкнулся на фамилию «Самсонова». Так это же хозяйка Ларисы, бабка Настя!
Я поднял глаза на Раису Семеновну. Та скромно потупилась: вот, мол, какие у нас дела, даже старухи читают.
Интересно, чем увлекается бабка Настя? «Беседы о религии. Блуждающие души», «В век искушений». Но одна книга заставила меня прямо-таки поразиться: «Эволюция современного католицизма»… Я пристально посмотрел на библиотекаршу-общественницу. Раиса Семеновна невозмутимо сказала:
— У каждого свои
И все-таки во мне зародилось какое-то сомнение, хотя я знал, что Ларисина хозяйка действительно в церковь не ходит и никаких обрядов не справляет…
Вечером того же дня я зашел к председателю. Мне повезло. Вся семья сидела у телевизора. Сам хозяин потягивал пиво. Редкий случай, что его никуда не вызвали — ни в поле, ни в район. Пиво в станице считалось роскошью. Завозили его сюда раз в месяц, а то и реже. Но председатель, бывая в районе, всегда заезжал на вокзал, где доставал свой любимый напиток в вагонах-ресторанах проходящих поездов. Пиво он пил смачно, с наслаждением, закусывая твердой, как дерево, вяленой таранкой.
Женька прятал от меня глаза: стыдился происшествия в клубе. А может быть, опасался, что расскажу отцу о его ночных визитах в магазин к Клаве, за вином…
Геннадий Петрович дома был помягче в обращении. Поначалу он подумал, что мой визит вызван каким-нибудь ЧП. Но, узнав, что я хочу просмотреть номера «Недели» за этот год, обрадовался: свободный вечер, значит, ему не испортили.
Чтобы долго не объяснять, пришлось сочинить, что меня интересует шахматный отдел. А в библиотеке часть утеряна.
— Знал, к кому идешь,— гордо сказал председатель, доставая подшитые номера газеты.— А за другие года не надо? У меня все, до одной. С самого основания «Недели». Внуки спасибо скажут.— Он показал на внушительную стопку переплетенных подшивок, сложенных на нижней полке стеллажа.
— Мне за этот год.
— Можешь взять домой,— предложил Нассонов.— Только, чур, с возвратом. Хочется, чтобы, так сказать, было полное собрание сочинений… Иногда перелистываю. Интересно. Как меняются времена, люди. А представляешь, каково будет читать моему внуку? Или правнуку, а?
До читающего внука ему еще было далеко. До правнука — тем более. Женьке, старшему ребенку в семье, шел шестнадцатый год. Но меня чем-то умилила забота Геннадия Петровича о своих потомках. Я вспомнил, с каким интересом рассматривал у своего школьного товарища (это было в шестом классе) подшивку «Нивы» за 1908 год. Больше всего поражали автомобили и самолеты тех времен. А что скажут о нашем времени через шестьдесят лет? Тоже, наверное, будут удивляться. Нашей примитивности. Нашим спутникам, луноходу «ТУ-144». А ведь сейчас они кажутся верхом возможного…
В те далекие годы будущего уже никто не будет смотреть на лошадь как на средство передвижения. Лошади останутся в цирке, на поле ипподрома. Или в зоопарке. Если останутся вообще. Ведь уже почти исчезли в этих краях верблюды. А говорят, еще после войны их было много. На них косили, возили грузы. Устраивались даже верблюжьи бега…
И какое оно будет, будущее? Неужели и тогда сохранится преступность, а значит, милиция, исправительные лагеря?
Нет. Я не мог себе представить этого. Люди будущего были для меня непостижимыми в своей учености, мудрости и чистоте.