Инстинкт У
Шрифт:
Но вместо этого бледная Элла водрузила на парту новёхонький коричневый кожаный рюкзак, недавний подарок родителей, выдохнула и хрипло произнесла в своей обычной манере, коротко и довольно-таки грубо:
– Народ, денег не будет.
– Как это не будет? – вскинулся Диня Глотченко. – Они что там, с ума посходили что ли? Как мы всё лето без денег, Элл!
– Деньги были. Мы их получили. Но теперь их нет. Украли в метро. – И Элла правой рукой подняла свой рюкзак повыше, засунув растопыренные пальцы левой в длинный разрез на его боку.
В аудитории повисла гробовая тишина. Шёл непростой 1996-й
– Элл, не переживай! Ты ни в чём не виновата. С каждым могло случиться.
– Да, действительно, Эллка, Улька, бывает! – очнулся первым Диня Глотченко, подошёл и хлопнул старосту по плечу.
Следом за ним подбежала расстроенная Лика Успенская:
– Девчонки! Не убивайтесь! Обидно, конечно. Но перебьёмся как-нибудь.
– Правда! Мы студенты или кто? А студенты запросто проживут без денег!
Алиса во все глаза смотрела на своих однокурсниц и однокурсников и так любила их в этот момент, как не любила никогда за годы обучения, ни до этого дня, ни после. Она видела, как пренебрежительно махнула рукой на пропавшие деньги Оля Покусаева, у которой, как Алиса знала, была тяжелейшая финансовая ситуация дома. Но она улыбалась Элле сквозь слёзы, которые было видно даже через толстенные стёкла очков, и дрожащим, тонким от напряжения голосом, повторяла, будто уговаривая саму себя:
– Девочки, это не страшно. Это не смертельно. Пусть это будет самое плохое, что со всеми нами случилось!
– Плюнуть и растереть! – припечатала хохотушка Женя Якимчук. – Проживём как-нибудь.
Элла почему-то молчала, и Алиса вместо неё жарко благодарила однокурсниц:
– Девочки, вы такие молодцы! Спасибо вам, девчонки! Спасибо! Вы самые лучшие.
Тут из-за спин вперёд протиснулась Света Хворостова, дочь прокурора, умненькая девчонка, приятельствующая с Эллой и Алисой, и громко произнесла:
– Ладно, Элла, я всё понимаю. До осени я могу подождать, а потом верни мне, пожалуйста, мои деньги.
Все замолчали. Алиса задохнулась от неожиданного потрясения и уставилась на Свету с таким изумлением, что та недоумённо вздёрнула бровь:
– А что ты так на меня смотришь? Она виновата, что прохлопала наши деньги. Я могла бы потребовать их сейчас, но согласилась подождать почти три месяца. В чём проблема?!
– Свет, ты что? Ты понимаешь, что ты говоришь? Ты могла бы поехать за стипендией в главный корпус сама, но предпочла не перетруждаться. А Элла поехала! Ты думаешь, ей очень нравится таскаться на Верхнюю Радищевскую и возить с собой пусть и не очень большие, но деньги? Ей за это не доплачивают! Посмотри, она своего любимого рюкзака лишилась из-за наших стипендий, будь они неладны!
– Действительно! – поддержали Алису многие.
– Рюкзака она лишилась из-за собственного раздолбайства, - припечатала Света и добавила, повернувшись к молчавшей Элле, - до осени подожду, раз обещала.
–
– Не нужно, Аль. Я всё верну, Света.
– И мне тоже верни, - со своего места громко сказал Юра Столяров, насмешливо кривя губы.
– Осенью?
– Да. Так уж и быть.
– Хорошо.
– А мне не надо! – снова вступил Диня, не терпевший жмотов, и оглянулся, ожидая поддержки.
– И мне!
– И мне!
Из пятидесяти человек вернуть деньги потребовали двое. Остальные подбадривали совершенно убитую Эллу, как могли. Ушла, молча помахав рукой Света, за ней – Юра, остальные тоже потянулись к дверям. Разъехались на каникулы и к осени и вовсе позабыли о неприятном этом случае. Лишь к Свете Хворостовой и Юре Столярову относиться стали с чуть заметной прохладцей. Элла тихо вернула им деньги. На этом, казалось, всё и закончилось.
Годы учёбы промчались с невероятной скоростью. Элла, Ульяна и Алиса стали работать вместе. И вот весенним солнечным вечером теперь уже АлиСанна и Ульяна ехали откуда-то на метро. Настроение было возвышенно-вдохновенное, ностальгическое. Они вспоминали студенческие годы, смеялись и толкались совсем как студентки. Да они и были похожи на них, обе худенькие, невысокие, ясноглазые.
В переходе между «Марксистской» и «Таганской» играл скрипач, а неподалёку стояли «напёрсточники».
– Смотри, - смеясь, толкнула подружку в бок АлиСанна, - ещё сохранились! С ума можно сойти! Мне кажется, им уже лет десять назад верить перестали. Неужели находятся ещё наивные люди, которые с ними связываются? Мы и студентками-то понимали, что с ними дело иметь себе дороже.
– Ну, кто понимал, а кто и нет, - странно напряжённым голосом не согласилась Ульяна.
– Ой, да ладно, Ульяш! Ну все понимали! Это ж какой лохушкой надо быть, чтобы не побояться с ними играть?
– Это надо быть Налимовой! – выпалила вдруг Ульяна и сама замерла, как испуганный суслик.
– Не поняла, - медленно повернулась к ней АлиСанна, посмотрела изумлённо и оттащила подругу к стенке, подальше от потока пассажиров, - ты про что это, Уль?
– Я про ту ситуацию со стипендией.
– Ты хочешь сказать, что Элле никто рюкзак не резал?
– Резал, конечно. Она сама и резала, после того как все деньги продула.
– Ка-а-ак?! – огромные глаза АлиСанны полезли из орбит. – Ульяш, скажи, что это ты так неудачно шутишь!
– Да не шучу я. Устала уже об этом молчать.
– Та-а-ак. Рассказывай.
– Мы тогда ехали из главного корпуса и здесь, вот в этом же переходе на «напёрсточников» налетели. Элла решила сыграть. Я её отговаривала, чуть не плакала. Но ты ж её знаешь: все вокруг дураки, одна она умная. У неё, как она рассказала, мама один раз вот так выиграла. А Элла же во всём за мамой повторяет. Вот она и упёрлась: сейчас, мол, мы их разведём на деньги. Ну и развели. Они её. Сначала она свои продула, а потом в общие полезла. И проиграла до копейки. Как будто не в себе была. А когда очухалась, проревелась, достала брелок свой – у неё там, если помнишь, ножичек складной был маленький, но острый – и рюкзак разрезала. А с меня обещание взяла её не сдавать.