Интересное время или Полумесяц встает на закате
Шрифт:
– А как же пуля в лоб?
– поинтересовался Бергман, положив руку на пистолетную рукоятку.
– Если он был готов наложить на себя руки, тут уже ничего не сделаешь. Это даже не человек, но живой труп, ибо люди цепляются за свое бытие.
Это прозвучало убедительно, хотя ни у кого не возникло сомнений, что у главы организации есть отличные от озвученных соображения на этот счет. Впрочем, все сделали вид, что так и надо.
– Постойте, а дневник?
– остановил всех Лис.
– А, дневник, - протянул Васимине.
– Дневник у меня, вот он, -
– Явка накрыта моими ребятами, но и так понятно, что это липа. Он его здесь прятал.
– Все чисто сработано, - сказал Мормон, забирая дневник себе. Очки скрыли мелькнувшее в глазах главы организации облегчение.
– Можно идти.
...Ветер нещадно трепал развевающиеся на флагштоках знамена: синее европейское и красное советское. Близилась зима, и в это раннее утро провода уже покрылись тонким слоев инея, засверкавшего под восходящим солнцем. Природа умирала, выражаясь словами поэта, так что неудивительно, отчего именно такой день выбрали для публичной казни.
– Уважаемые телезрители! Впервые за столь долгое время вы станете свидетелями экзекуции. Давно минули те годы, когда настолько жестокое наказание было развлечением для черни, однако мы вынуждены подчиниться давлению со стороны общественности, транслируя сцену приведения приговора Международного трибунала. Все должны убедиться, что совершившие такое злодеяние, как преступление против человечности понесли заслуженную кару.
Двое прикованных к деревянным столбам молча взирали на внемлющую словам диктора толпу, один - бесстрашно, другой - бесстрастно. Второй, казалось, вообще не испытывал никаких эмоций, а во взгляде первого читалось только одно: «Да пропадите вы все пропадом! Плевать мне на вас и ваше правосудие!..»
– Последнее желание или слово?
– Сигарету, - бросил тот, второй, с небрежной ухмылочкой побывавшего на войне и видевшего смерть во всех проявлениях. Другой приговоренный отрицательно покачал головой.
Из шеренги автоматчиков в шлемах и респираторах отделились двое и подошли к изъявившему свою волю. Один из стрелков достал из кармана портсигар...
«Что?! Не может быть! Гравировка на крышке... «За нашу Советскую Родину! ДРА, 1982 г.»... Неужели Полковник?!», - в голове у него все закружилось, целый вихрь мыслей. Кровь отхлынула от щек, он потрясенно посмотрел на «палача».
– А...
Он хотел сказать «Артемьев», но второй стрелок его грубо оборвал:
– Молчать!
– И наклонился к приговоренному. Широкие скулы и желтоватая кожа выдавали в нем азиата, но радужка была зеленого цвета. На Востоке такое зовут «глазами дракона».
– Keikaku dori[25], - автоматчик подмигнул, - старшой...
– Старшой!
– голос Васимине разбудил Бергмана.
– Меня что, сморило?
– спросил старший капитан. Майор усмехнулся.
– В ту же секунду, как в машину сел, Лис. Даже отъехать не успели.
– Значит, мне пора в отпуск.
– Будет тебе отпуск, - заверил его Полковник и перевел взгляд на дорогу.
– Дай только вернуться.
–
– протер глаза Бергман.
– Так и оставим его?
– Ну, ведь он хотел, чтобы последнее слово осталось за ним, - сказал Мормон, настраивая волну на рации.
– Нельзя же так издеваться над человеком, - старший капитан с укором посмотрел в глаза Мормона. Но глава организации опять был в очках, и что творилось за непроницаемыми стеклами, сказать было невозможно, если только угадывать.
– Вы правы...
– Мормон набрал на клавиатуре цифровой код и щелкнул тангентой.
Грохот, поднятые в воздух клубы пыли и вспыхнувшее за стеклами машины красно-оранжевое зарево.
– Приговор приведен в исполнение. Господа, когда прибудем на Сицилию, можете отдыхать. Появится работа, сообщу. А пока не буду вас беспокоить, ведь на марше нужен привал.
– Глава организации поправил очки и таинственно и загадочно улыбнулся.
– Разве не так?
Post scriptum
(вместо окончания...)
Шел дождь. Авто, остановившееся у въезда в больницу, в свете ночных фонарей поблескивало мокрыми боками, невольно притягивая к себе взгляды задержавшихся на улице зевак.
Мормон стоял напротив человека в белом халате поверх костюма и внимательно его слушал, заложив руки за спину. Врач что-то негромко растолковывал, но Мормону было все равно. Доктор, видимо, и так это понимал, делая все это для очистки совести.
– Хорошо, пройдите к нему, - сказал он.
– Но учтите, что ему недолго осталось. Организм работает на последнем издыхании. Все резервы исчерпаны... Ума не приложу, на чем он держится.
Мормон проводил взглядом удалившегося врача и толкнул дверь, Та открылась, не издав ни единого звука, и он прошел внутрь. В палате был полумрак, но лежавший в палате больной рассмотрел запоздалого гостя.
– А, это ты пришел, - на желтом как пергамент лице появилась слабая улыбка.
– Решил навестить старика?
– Решил, - сказал Мормон.
– Здравствуй, отчим.
– Привет-привет. Поздно мне здравствовать в мои-то годы. А вот ты совсем не изменился...
– Не берет меня возраст. Я пришел поблагодарить тебя. Это ведь ты посоветовал комбригу связаться со мной?
– Кто же еще, - старик прикрыл веки.
– Помог он тебе?
– Помог очень сильно. Тот мерзавец чуть не спутал все карты. Впрочем, дневник у меня. Все, как ты просил. Столько лет прошло, а навевает воспоминания.
– Мне тоже...
Мормон снял очки и посмотрел умирающему в глаза.
– Ты знаешь, что ты последний? Единственный из оставшихся...
– Знаю. И что ты хочешь этим сказать?
– Обидно и жалко. Терять часть своей жизни, осознавать, что она уходит безвозвратно - обидно и жалко.
– Понимаю. Я ведь почти забыл свое настоящее прошлое, свое настоящее имя, свое настоящее звание.
– Умирающий надолго зашелся кашлем, но вскоре заговорил снова.
– Поэтому ты и пришел ко мне? Хочешь напомнить перед смертью?