Интерферотрон Густава Эшера
Шрифт:
— Кажется, припоминаю.
— Поэтому у вашего тела такой разбросанный вид.
Густав посмотрел на себя, и зрелище это не доставило ему удовольствия.
— Как идет работа над аппаратом?
— Следуйте за мной, я покажу.
Они переместились в ангар, где Морис подвел своего собеседника к столу с деталями.
— Вот все, что удалось пока насобирать.
— Очень неплохо. Еще два-три дня, и можно будет приступать к сборке. Вам, то есть мне, необычайно повезло, что здесь оказался такой обширный склад старых деталей. Что говорит обо
— Она не знает, как объяснить внезапные остановки сердца.
— То есть, это может произойти опять в любой момент?
— Не исключено.
— Будем надеяться, что повезет. Вам все понятно из инструкции?
— Что касается устройства — более-менее. Теория мне не вполне ясна.
— Какое у вас образование?
Морис призадумался. Квалификация астрального воина — наемного убийцы, скорее всего, не произвела бы на Эшера благоприятного впечатления.
— В армии я был младшим техником.
— В каких войсках?
— Это был секретный отряд эзотерических технологий.
— Оттуда у вас способность к общению с полумертвецами?
— Да.
— А со спящими вы можете разговаривать?
— Не знаю, пока не пробовал.
— Я на тот случай, если вдруг удастся выйти из комы. Вы же не сможете общаться со мной, так сказать, в нормальном состоянии, — я буду идиотом.
— Да, в бодрствующем виде от вас многого не добьешься.
— При сборке аппарата — если вы еще не отказались от этих намерений — у вас неизбежно будут возникать трудности. Как вы думаете со мной консультироваться, если на все разъяснения у вас имеется не более десяти минут в сутки?
Морис уже думал над этим и собирался выпросить у куратора возможность общаться с Эшером по необходимости, даже днем. Насколько он понимал, те силы, посредством которых он до сих пор выходил на связь с коматозным изобретателем, не будут обременены такой просьбой.
— Я постараюсь увеличить это время.
— Каким образом?
— Более глубоким погружением в медитационный транс, — сымпровизировал Морис.
— Кроме того, можно понять, для чего мне нужен интерферотрон: я хочу вырваться из западни. Но вам-то он зачем?
— Из любопытства. Я никогда еще не сталкивался с такими машинами.
Здесь Вейвановский не кривил душой. Интерферотрон действительно его заинтересовал. Но самой главной причиной было недвусмысленное распоряжение иерарха: собрать устройство и ждать дальнейших указаний. Зачем куратору и стоящим за ним всемогущим силам понадобилось скромное творение рук человеческих, Морис не понимал.
— А вы хоть представляете, к чему может привести неосторожное применение интерферотрона? — спросил Эшер.
— Вообще-то нет. Неужели от просмотра может что-либо произойти?
— Ах да, забыл вам сказать. От простого разглядывания картинок, конечно, ничего не случится. Я — с вашей помощью, естественно — собираюсь ввести функцию изменения событий.
— Вы имеете в виду те, что составляют клише?
— Нет, эти изменить нельзя. Они совершенно недоступны. Можно только менять их проекцию
— В инструкции на это нет даже намека.
— Конечно. В зависимости от аудитории я рассказываю об интерферотроне и принципах его действия по-разному. Зачем об этом знать полицейским? Я с самого начала предполагал, что при небольшой переделке интерферотрон сможет воздействовать на траектории, но, само собою, не стал проверять этого на практике. А теперь, когда у меня безвыходное положение, мне остается надеяться только на вашу помощь в изменении собственной трассы.
— Вы уверены, что это не вызовет цепной реакции?
— Никто ни в чем никогда не может быть уверен. Запомните это. Я могу рисковать: хуже, чем сейчас, мне уже не будет. Вы готовы рискнуть вместе со мной?
Мориса на данном этапе биографии не тянуло к подвигам. Но, похоже, высокие иерархи готовы были поучаствовать в этой авантюре, причем с большим желанием.
— Готов.
— Вы уверены, что вам нечего терять? Вейвановский быстренько подвел свой жизненный баланс.
— Совершенно нечего.
И в этом он был, несомненно, прав.
— Превосходно. Так какие у вас были неясности при чтении инструкции?
— У меня в голове не укладывается вся эта картина с кругами, клише, срезами. Вообще-то Морис, прочитав теоретический раздел повторно, уже почти все уразумел.
Но ему хотелось подтвердить некоторые догадки.
— Я объясню вам это очень упрощенно. Вы когда-нибудь видели старые съемки индийских йогов?
— Это те, что ели стекло и поклонялись пророку Мохаммеду?
— Стекло они, действительно, могли жевать, но насчет Мохаммеда вы ошибаетесь. Данная ошибка была вполне простительна: ислам со всеми его материальными символами и святынями как злостная и непримиримая религия был полностью искоренен во второй половине XXI века — вместе с четвертью населения планеты. Даже холовизор не имел в своих анналах текста корана (как, впрочем, и большей части других «священных» книг: организованные, массовые религии вымерли). Густав продолжал разъяснения:
— Я имел в виду те съемки, где они лежат на досках, утыканных гвоздями. Видели такое?
— Да, приходилось, — Морис несколько лет назад смотрел по холовизору документальный сериал под названием «Ужасы средневековья. Кошмары XX века».
— Так вот, представьте себе доску, из которой остриями вверх торчит огромное количество гвоздей. Они вбиты очень плотно, один к одному. Представили?
— Да.
— Это и есть событийное клише, вернее, один его слой. А теперь представьте, что на гвоздях лежит сосиска.
— Сосиска?
— Да. Обычная сосиска. Это траектория любого объекта. Каждому острию соответствует тончайший срез сосиски, эдакое колечко. Тоньше его ничего быть не может. Теперь постарайтесь представить следующее. Доска с гвоздями начинает вращаться относительно своего, скажем, условного центра. Крутится влево-вправо, вверх-вниз, под всеми углами. Что у нас в итоге получится?