Инвестор. Железо войны
Шрифт:
Обед Эренбург честно отработал, а когда прощались, нахлобучил клетчатую кепку и заметил, что хочет написать обо мне статью и, если у меня будет время, он готов подъехать в любой момент.
В гостинице я попросил портье достать мне все книги этого Эренбурга, и персонал потряс меня исполнительностью: с утра мне приволокли целую гору книг, включая пару очерков по архитектуре о замке Эренбург в баварском Кобурге, жизнеописание средневековой графини Эренбурги Мэнской и путеводитель по саксонскому Эренбургу. Среди одноименных изданий нашлось
Осю и Панчо я засадил за формирование секретариата и за поиск русского технического персонала, желательно из числа тех, кто уехал уже из СССР. Сам же за день проглотил «Хулио Хуренито» и бегло просмотрел «Двенадцать трубок» Эренбурга*. Вот тогда в голове у меня забрезжило — вроде был знаменитый советский журналист с такой фамилией!
«Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников» — первый роман И. Эренбурга, 1921–22, «Тринадцать трубок» — его сборник новелл, 1923.
Вторую нашу встречу я начал с того, что предложил ему работу:
— Вы не хотите стать пиар-менеджером?
— Кем?
— Управляющим связями с общественностью.
— Это что-то американское? — пыхнул трубочным дымом Илья.
— Да, вроде непрямой рекламы. Создание положительного образа предприятия в глазах общества и государства. В том числе и статьями в газетах и журналах.
— Но вы же собираетесь строить в Испании? А я не знаю испанского…
— Выучим вместе, — отмел я возражение.
Через три дня Ося выложил мне на стол список инженеров и техников, которых заинтересовали наши объявления о найме. Небольшой, всего человек на восемьдесят-девяносто. К списку прилагались резюме с описанием опыта и регалий.
— Панчо, нужно проверить, насколько это все соответствует действительности, — передал я пачку Вилье.
— У меня здесь нет людей,
— Найди! Вызови из Америки! Затребуй у Лаврова, он тут многих знает! Короче, через три дня мы едем дальше, оставьте здесь временных заместителей, дайте им подробные инструкции и чтоб ни шагу в сторону!
Ребята понимающе угукнули — они хорошо помнили, как наши излишне самостоятельные сотрудники поломали игру Рокфеллеру и как нам пришлось из той ситуации выкручиваться.
Ося ворчал, что опять вместо отдыха заваливают работой, но тянул. А насчет отдыха он безбожно врал — утром я наткнулся на тех самых блондинку и шатенку, попутчиц-филологинь, когда они выходили из номера мистера Шварца. Коридорный старательно делал вид, что ничего не замечает, а Ося — что он спит и видит девятый сон.
Пришлось сдернуть с него одеяло:
— Тебе не многовато будет?
— Ой, не делай мне мозги! — потянул он одеяло обратно. — Ни одна женщина не может доставить такого удовольствия, как две!
— Ося, ты допрыгаешься до истощения! Что мне потом,
— Прекрасная идея… Ай, нет, не надо водой!
Я поставил графин на место и добавил:
— Буду вычитать за каждый день, когда ты не сможешь работать.
— Буржуй-кровопийца, паразит на теле рабочего класса… — пробурчал Ося, запахивая халат.
— Еще скажи, что контра недорезанная!
— И скажу! И молчать не буду!
От запущенного в него яблока из корзины с фруктами Оська увернулся и скрылся за дверью ванной.
Несколько дней ушло на составление планов, обширную переписку и беседы с претендентами. Из числа нанятых я наметил пару человек для «мобильного секретариата» — у них были полноценные паспорта и, следовательно, возможность ездить со мной по миру.
Лавров отчитался по Беллу — инженеров с такой фамилией он нашел даже трех, но не может определить, кто из них меня интересует. Пришлось запросить расширенные данные — образование, кто чем занимался, на кого работали, чем интересуются и так далее.
Через неделю пребывания во Франции, когда мы вчерне закончили наши дела, я снова вытащил ребят на прогулку по городу — неизвестно, когда мы здесь окажемся еще и будет ли у нас время просто побродить и поглазеть.
Мы еще разок сходили в Лувр, прошлись вдоль холодной Сены, по бульвару Сен-Жермен, по Сен-Мишель и Сен-Жак, изредка заходя в бистро, чтобы согреться рюмочкой коньяка. А потом шатались по улочкам Рив Гош, Левого берега, богемного и не такого чопорного, как правый…
Навстречу от т-образного перекрестка не торопясь шел солидный буржуа в шляпе с муаровой лентой, в зимнем пальто колоколом. Он мимолетно повернул к нам лицо с широким носом, бородкой при залихватских усах вразлет и проследовал мимо с идеально прямой спиной, будто проглотил лом.
Откуда взялся тот автомобиль, мы не заметили, но сзади скрипнули тормоза, затопали башмаки, и после короткой фразы раздалось громкое:
— Это произвол! Я буду протестовать!
Мы обернулись — трое полицейских запихивали усатого буржуа в машину, а он отбивался и пытался вырваться. Кое-как его затолкали внутрь, но возня продолжалась в салоне, даже когда машина рванула с места и завернула за угол. Следом за ней с визгом шин понеслась вторая, от которой мы едва успели отпрыгнуть к стене дома.
Секунда — и перекресток снова опустел, только в окнах дома с эркерами дрогнули и закрылись занавески. Милый и развеселый Париж неожиданно повернулся не самой приглядной стороной.
— Что-то мне не нравится здешний режим, — процедил Ося.
— Надо отсюда валить, — добавил Панчо.
Что мы и сделали буквально на следующий день — наконец-то ответил Триандафиллов из Берлина, следом с интервалом в полчаса доставили подтверждение от Марка Спектора.
— Что-то он крутит, — скривился Ося, прочитав сообщение от брата. — Таки лучше я его не знаю, а то нарвем пачку неприятностей.