Инвестор. Железо войны
Шрифт:
Но этим я займусь в Москве, надо только попросить Осю связаться с братом.
Встал, прикрыл иллюминатор — а там уже светает! Это что же, я всю ночь бодрствовал? Прямо мозговой штурм получился…
За спиной ойкнуло — рыженькая проснулась и теперь в ужасе таращила на меня глаза, стоя в дверях спальни. Судя по всему, вчерашняя доза оказалась для нее запредельной, и она не очень понимала, где и как очутилась.
— Ты полагаешь, что как честный человек, я должен теперь на тебе жениться? — мозг мой все еще пребывал в измененном состоянии. —
— Фрэнк говорил, — испуганно пробормотала она.
— Этот мексиканский негодяй? Наврал, наврал…
— Фрэнк мексиканец? — еще больше обалдела гостья.
Мда. «Расизм — особенность нашей национальной культуры». Мексиканцев за людей не считают, при том, что всего-то лет тридцать назад за людей не считали таких вот рыжих ирландцев.
— Ага, еще какой. Завтракать будешь?
— А можно? — захлопала глазами лисичка.
— Можно все, что не запрещено законом. А закона против завтраков с симпатичными молодыми особами пока не издали. Иди, умывайся.
Она хихикнула, покраснела, как умеют только рыжие, и скрылась в ванной.
Ося выполз на свет божий сильно после полудня и неодобрительно потыкал в мои записи и справочники:
— Все решаешь, куда потратить деньги?
— Не потратить, вложить.
— Все трудишься… — похоже, он вчера добавил после того, как мы разошлись и теперь пожинал плоды неумеренности.
— Ну примерно так, да, — слегка улыбнулся я. — Вкалывать нам еще долго.
— Зачем? У нас денег столько, что хватит и внукам, и правнукам!
— Им сперва родиться и выжить надо, а с этим могут быть большие проблемы.
Я выдал Осе пару таблеток аспирина, стюард мигом принес затребованный сифон с газировкой и лимон дольками. Соратник понемногу порозовел и даже проявил интерес:
— Ну какие проблемы могут быть с размножением? Это же не котировки качать…
— Садись и слушай. А, блин, дай позову Панчо, ему тоже надо послушать…
Битых два часа я рассказывал ребятам о грядущей катастрофе, перед которой померкнет прошедшая Мировая война, о геноциде, о концлагерях, о миллионах убитых… Ося попривык к тому, что я довольно точен в своих предсказаниях, но в этот раз не слишком-то мне и поверил: похоже, я зря увлекся подробностями.
— Ой, не делай мне чахотку! Ты хозяин-барин, хочешь спустить все капиталы, так спускай, никто тебя не остановит!
Он помолчал, встал и уже взявшись за ручку двери повернулся и спросил, будто уловив мои ночные мысли:
— А почему бы тебе не стать президентом? Ты адски богат, урожденный американец, молод, красив и знаменит, а? Самая вершина мира, подумай!
— Не, к такому меня жизнь не готовила. Кроме того, президент в США фигура только внешне самостоятельная. Рулят же не видимые с первого взгляда Бильдерберги* и Таммани-холлы*. Так что сунься я в этот гадюшник, меня выпотрошат, сожрут и даже костей не выплюнут.
— Ну, как знаешь,
— Панчо, — повернулся я к молчавшему весь разговор товарищу. — Ты-то со мной?
Панчо кончиком пальца проверил нашлепку пластыря на голове и уверенно ответил:
— Конечно, я всегда с тобой.
Таммани-холл — теневое руководство Демократической партии в штате Нью-Йорк, Бильдерберг — закрытый клуб политической и финансовой элиты.
Глава 3
Товарищ Эренбург упрощает
Ося постигал тайны филологии, я сидел по уши в таблицах и выкладках, Панчо примыкал к нам попеременно, а лайнер тем временем добрался до Гавра. Агент Кука мгновенно перекинул весь табор с причала на железнодорожную станцию, и через каких-то четыре часа нас встретил его коллега на вокзале Сен-Лазар.
В Париже вместо снега шел дождь, бесчисленные огни реклам удваивались отражениями на мокром асфальте. Вода из-под колес авто брызгала на тротуары, где от потоков шарахались продавщицы и клерки, студенты и чиновники. Город пах вовсе не парфюмом, а холодной сыростью, бензиновой гарью, овощными и рыбными лавками.
Лимузин пронес нас по черным, будто зимние реки, улицам, мимо промокших тентов бистро, блестящих от влаги кованых решеток ворот и балконов, мимо пестрых зданий, слитых в одно пятно — лавки, над ними четыре жилых этажа, мансарда, антрацитовые крыши.
Едва автомобиль величественно пристал к берегу на бульваре Распай, как навстречу бросились и укрыли нас услужливо раскрытыми зонтиками швейцары отеля «Лютеция», багаж подхватили носильщики и сквозь блеск стекол карусельной двери увлекли за собой в роскошный вестибюль.
На толстенных коврах уже выстроились шпалерами лакеи и коридорные во фраках, панталонах и шелковых чулках, совсем как во времена Наполеона. Отточенными движениями персонала руководил солидный распорядитель, чей статус подчеркивали не только холеные седые усы, но и лежавшая на плечах и груди серебряная цепь.
Прямо от стойки я отбил телеграммы Лаврову — найти и пригласить на работу авиаконструкторов Белла и Роберто Лонги, найти и пригласить на работу инженера Джона Кристи, найти в Германии контрагентов для найма специалистов.
Рядом строчил телеграммы в нашу нью-йоркскую контору Ося — немедленно выяснить ситуацию с акциями и положением на рынке двигательной фирмы Allison и авиационной Seversky Aircraft.
Там же, у стойки, портье вручил мне записку — Сурин уже здесь. Ну и отлично, я оставил Осю отправлять последнее сообщение брату в Москву, а посыльному велел пригласить Сурина в ресторан отеля.
За три года, что мы общались дистанционно, Алексей чуть-чуть набрал солидности, чуть-чуть располнел, а залысины стали чуть-чуть больше.