Инвестор. Железо войны
Шрифт:
— Мы можем оштрафовать тех, кто собирал леса…
Ах ты ж, сука! Сам накосячил и валит на других! Абехоро, похоже, увидел молнию в моих глазах, скинул ногу на пол и малость отодвинулся.
— Вы видели сумму убытков?
Абехоро кивнул.
— Сколько человек собирало леса? Десять, двадцать? Как вы себе представляете наложение такой суммы штрафа? Нет уж, это был ваш подряд, вам и отвечать!
— Сеньор Грандер, вы молоды и не знаете наших порядков, — попытался сгладить испанец, — у нас так не принято…
—
— Подумайте о выгодах нашего сотрудничества, — увещевал меня Абехоро, — они многократно перевешивают убытки. Только представьте, что произойдет, если правительство региона отзовет налоговые льготы…
Блин, он меня еще и шантажировать решил!
— Зато меня не будут считать убийцей. А налоги… налоги, сеньор Абехоро, это просто деньги.
— И все-таки подумайте еще, — он попрощался и ушел.
А я остался сидеть над второй папкой, куда Панчо собирал компромат на Абехоро и думал, не пустить ли ее в ход сейчас или подождать до того момента, как на мою голову посыпятся разного рода инспекции и проверки. А что они будут, я после этого разговора не сомневался.
Началось же с приглашения епископа Овьедо посетить его резиденцию. Так-то мы несколько раз встречались на разного рода мероприятиях, плюс он вел службу после катастрофы, но тут все слишком официально. Я бы с удовольствием отказался от визита, но католическая церковь слишком сильна в Испании, зачем наживать себе еще одну кучу проблем на ровном месте?
Монсеньор Луис-и-Перез обитал в непосредственной близости от своего рабочего места, готического кафедрального собора Овьедо. Даже на улицу выходить не надо: прямо из епископского дворца и епархиального управления к старой колокольне собора перекинут крытый каменный мостик над переулочком Св.Барбары, очень удобно.
Сам дворец ни декором, ни размером не блистал — два этажа из светлого камня, гладкие стены да балкончики. Только парадный вход малость украшен рустовкой и гербами епископства. Да еще высоченный резной портал старого дерева, даже на вид тяжелого, не дверь, а целые ворота.
Никто их для меня распахивать не собирался — в каждой створке прорезано по створочке поменьше, вот одну на стук в нее и приоткрыли. За дверцей, заполняя проем почти без зазоров, нарисовался монашек ростом под два метра, с широченными плечами борца и постной физиономией.
Смиренное выражение лица сильно контрастировало с излучаемым чувством собственного величия и прочей невербалкой типа «Какого хрена приперлись, занятых людей беспокоите?». Но письмо с приглашением волшебным образом заставило привратника мягко сместиться в сторону и допустить нас в святая святых.
Сам монсеньор важностью не давил, наоборот, изображал доброго дедушку, хотя лет ему было от силы пятьдесят, но выглядел он на все семьдесят —
Начал он издалека — как давно я был у исповеди, причащался ли и все такое прочее. Формально-то Грандеры католики, разве что можно упереться и сказать, что я-таки православный по маме. Однако, начинать с противостояния неверно, но прогибаться и признавать себя виноватым тоже никак нельзя.
— Ваша Светлость, я служу богу другими путями…
— Да, я вижу ваше попечение о бедных и слабых, сын мой… Об этом-то я и хотел с вами поговорить, — неожиданно легко съехал с моих провинностей епископ, в который уже раз утирая пот батистовым платком.
Он немного помолчал, подвигал губами, а потом выдал такое, что я чуть не свалился с кресла:
— Строго между нами, сеньор Грандер, рабочие в Астурии не очень-то и католики.
Услышать такое от епископа, да еще в насквозь католической стране я никак не ожидал, но ахать не стал, а скроил заинтересованную рожу.
— Полагаю, вас это не удивит, здесь, в Астурии, отступничество рабочих носит всеобщий характер, — он тяжело вздохнул, посмотрел сквозь застекленную дверь балкона на небольшой скверик. — В нашем диоцезе есть приходы, совсем недавно ревностно христианские, где священники даже не устраивают Первое Причастие, несмотря на множество детей…
— Но, Ваша Светлость, чем тут могу помочь я?
— Нам нужно искать новые формы проповеди среди рабочих. И я надеюсь, что вы, как сын нашей Матери-Церкви, не откажете нам в доступе на ваши предприятия и в школы.
Блин, вот только попов мне на заводах и не хватает! Не любят их работяги, не любят — и совершенно справедливо, последние лет сто церковь почти всегда выступала на стороне власть предержащих и против попыток либерализации. Самая консервативная структура в Испании, несмотря на редкие проблески, к которым, видимо, надо причислить Луиса-и-Переза… Но, с другой стороны, отношение к церкви надо как-то сглаживать — к гражданской войне все сложилось настолько плохо, что вылилось в дикий террор против священников и монахов, и стопроцентную взаимоподдержку церкви и франкистов.
— Но вы же сами сказали, монсеньор, что рабочие отступники!
— Да, сын мой, поэтому я намерен направить к вам не служителей церкви, а мирян. Сейчас мы создаем «Католическое действие» именно с такой целью…
Мать моя женщина, вот чего мне точно не хватало, так это политических конфликтов на производстве.
— Я пришлю к вам своего каноника, думаю, вы с ним договоритесь, сеньор Грандер.
Епископ встал, тяжело опираясь на палку и проводил меня до дверей. Что характерно, ни при встрече, ни при расставании он не подал руку для поцелуя — очевидно, предполагал афронт и решил избежать его.