Иные песни
Шрифт:
Она дотронулась до его руки.
— Я всего лишь хотела извиниться, что заставила вас вспомнить Авеля.
— А зачем бы за это извиняться? Отчего бы мне избегать воспоминаний о нем? Разве он был преступником, человеком злым, малым и подлым?
Тогда она слегка усмехнулась, склоняя голову.
— Нет, эстлос. У него была великая мечта. Он рассказывал мне…
— О чем?
— Я подумала: сын таков, каков и отец.
— Скорее, наоборот, — пробормотал чуть слышно господин Бербелек.
В салон на втором этаже пирокийная инсталляция не доходила, слуги внесли туда масляные лампы и подсвечники, в камине горел огонь, трещали пережевываемые пламенем полешки. Господин Бербелек и князь уселись
Забытая слугами кочерга торчала меж поленьями в камине, медленно накаляясь, — князь потянулся и с шипением отдернул руку. Господин Бербелек склонился, неспешно вынул кочергу, кожа руки даже не покраснела.
— Ах да. — Князь положил ногу на ногу. — Поговаривают, что Лунная Ведьма влила тебе в вены Огонь, эстлос.
Господин Бербелек провернул на коленях пирикту, мертвые глаза фениксов ослепительно засияли в блеске живого огня.
— Может, всего лишь растопила в них лед, — засмеялся он. — Но нет, это неправда. Там каждый дышит пиросом, пирос горит под веками. Это их очищает, каким-то образом выжигает все лишнее, чрезмерное, неокончательное, случайные мысли, чувства и черты, пурифицирует тело и морфу. Порой из-за этого они кажутся наивными, как дети, порой же — как дети жестокими.
— Говорят, у тебя там есть дом.
— Хм?
— На Луне.
— Она подарила мне имопатр… немного земли. Когда-нибудь, в полнолуние, покажу тебе, эстлос, где.
— Ты осядешь там?
— Спрашиваешь меня о планах? — Господин Бербелек снова засмеялся. — Но ты ведь знаешь, князь. Даже газеты пишут об Эфирном Флоте. Будет большая война с адинатосами.
— Будет не будет, — пробормотал Неург. — И знает ли кто — когда? Через год, два, десять, через век. Ты же сам рассказывал нам, как трудно уговорить на что-либо больше двух кратистосов за раз. И кто сумеет предвидеть, когда подуют благоприятные политические ветра? Да и к тому же: не справятся ли они со всем без тебя? Столько кратистосов, сама Иллея, — а те разговоры, будто тебе придется войти прямо в арретесову Форму, это было бы чистое самоубийство, хуже, чем самоубийство, потеря самого себя, и когда бы, эстлос —
— И в чем же ты сейчас пытаешься убедить меня, милый мой князь?
Эстлос Неург странно поглядел на Кратистобойца, щурясь за бледно-зеленым дымом.
— Тебе известен «Гимн Падающих» Гвидона Кордубчика?
— «Падая, вижу, как небо становится от меня все дальше…»
— Верно. «Не тот владеет, кто рождает, и не тот — кто рушит. Владеет тот, кто может разрушить».
— Но это неправда. — Господин Бербелек процедил дым меж зубами. — Владеет тот, кто сумеет воспротивиться разрушению со стороны всех остальных.
Князь пожал плечами.
— Так или иначе, они теперь знают, что они не в безопасности; не в безопасности, пока ты жив.
— Ох, это-то я понимаю. Мои хоррорные только-только перехватили очередного покушающегося.
— Боятся — а значит, у тебя есть власть. Ты не кратистос, но можешь встать против них, точно ровня.
— Ну давай не преувеличивать —
— Выслушай меня, эстлос. — Князь отложил трубку и перегнулся в кресле к господину Бербелеку, красные волосы пиросно засверкали в проблеске танцующих языков пламени. — Со времени, как мы получили свой ленн, мы пытаемся уберечь наши крохи независимости, балансируя меж Силами; и так век за веком. После всякой подвижки
— Я удивлен, князь, — сказал Кратистобоец, слегка усмехаясь. — Говоришь почти как те безумцы из секты демократов. Что бы на это сказала твоя Иакса?
Неург встряхнул головой.
— Мы — прагматики и не собираемся бунтовать против естественного порядка вещей. Правление народа — тоже оказалось бы разновидностью правления аристократов, только более грязной и менее успешной, поскольку требовало бы на одну ложь больше. Ведь аристократ по определению — тот, чья Форма сильнее, кто сумеет навязать свою волю. Демократия же — противоречие по сути своей: чтобы вообще править, нужно явить иерархию, а если явить иерархию, тогда уже не все будут равны. Мир, жизнь, человек — все существует благодаря установившейся иерархии; равенство — окончательная какоморфия, где неминуемо плавится всякая Форма.
— Но ты говорил о свободе ее выбора.
— Как я и сказал, мы — прагматики. Княжество Неургов — небольшая страна, наверняка самый малый суверенный ленн в Европе: Воденбург и пара десятков городков, несколько сотен селений. Ведь ты знаешь, эстлос, каков баланс наших торговых сделок за прошлый год?
— С хозяйственной точки зрения вы расположены прекрасно.
— Со времен ухода Григория Мрачного в одном только Воденбурге сделано больше открытий и создано больше текнологий, чем во всей Европе и Африке вместе взятых. К нам едут софистесы со всего мира. Академия расширяется в небывалом темпе; даю на нее деньги, потому держу руку на пульсе. Знаешь, что она — единственная в мире приносит доход? В прошлом году мы ввели систему кредитования в науку. Выкупаем из сознания молодежи еще не сделанные ею изобретения. Купцы ввозят товары через Воденбург не из-за того, что у нас безопасный порт, низкие налоги, хорошие дороги, удобное расположение — хотя и это помогает, — но из-за наших фактур, повышающих после превращения стоимость сырья вдвое, втрое, вчетверо. Стекло — всего лишь самый известный товар экспорта. Спроси своего товарища, эстлоса Ньютэ. Впрочем, ты ведь, пожалуй, ориентируешься в делах своего Купеческого Дома.
Князь выпрямился в кресле, снова положил ногу на ногу.
— А знаешь ли, эстлос, в чем источник этого успеха? Разнообразие. Смешение Форм. Не без причин Воденбург зовут Столицей Бродяг. Кто замкнется в единственной Форме, тот предает себя во власть фортуны; а вот среди тысячи Форм одна всегда оказывается ближе к Цели. Вот и весь секрет: открытые настежь врата. Но что противоположно разнообразию? Доминирование единой формы. Униморфизм.
— Я так понимаю, вы не собираетесь принять предложение кратистоса Эрика Гельвета?
— Будем сопротивляться до конца, — согласился эстлос Неург, после чего широко усмехнулся господину Бербелеку. — А что может быть лучшей гарантией независимости, нежели официальная связь с Кратистобойцем?
Стратегос постучал горячим чубуком о ладонь.
— Да-а. Верно. Румия, правда?
Князь кивнул.
— Она — лучшая кандидатура. Конечно, если по какой-то причине не придется тебе по —
— Нет-нет, отчего же? Чувствую себя польщенным, правда.
Установилось молчание. Князь уже не усмехался. Сведя пальцы вместе, он смотрел на глядящего в пламя господина Бербелека.