Иные песни
Шрифт:
Башня падала все медленнее, достигнув же, наконец, уровня обрыва, повернулась к нему боком. Собравшиеся на ее главной террасе люди (Агилатила громко обменивался с ними шутками и божбой) бросили на гребень клифа с десяток веревок с крючьями.
Господин Бербелек указал на черные борта аэростата и тянущийся вдоль них серебряный узор: спутанные тернии, будто цепь стальных молний.
— Не знаю этого герба.
— Ты ведь не думал, эстлос, что они заберут тебя прямо на Луну? — засмеялся старик.
— Чей это аэростат?
— Изгнанники держатся вместе. Король Бурь остается верным Госпоже Иллее. Хотя как раз ему это тем более не пристало. Перепрыгнешь, эстлос, или мне придется тебя связать?
Жизнь в Оронее по существу не
Ангелы проходили мимо вознесшегося у края Оронеи Лунного Двора каждый день утром и на закате, когда шли на жатву вихреростов и когда с нее возвращались. Ожидающие прибытия лунной ладьи путешественники выходили на луг перед Двором, глядя на их нестройные ряды. Ангелы были людьми в аэросной морфе, потомки древнейших родов Оронеи, полностью разъеденные антосом Короля Бурь. Носили изукрашенные доспехи из бронзы и железа, ноги и предплечья их охватывали цепи тяжелых украшений. Без них ангелы были бы слишком легки, точка же их природного равновесия находилась где-то между небом и землей. Это именно они спускались к самому низу вихреростов (стадии и стадии под плитой плоскогорья острова), ухаживая за ними и срезая во время страды. Ангелы, даже если упадут — не упадут. Когда они шли, смешавшись с толпой остальных работников, их легко распознать: волосы, если не обернутые вокруг шеи или не подстриженные коротко, тянулись за ними горизонтальной волной, собирались неровными ореолами, когда ангелы поворачивали головы или делали шаг назад — точно воздух вокруг них был плотен, как вода.
На полях и дорогах Оронеи лежал толстый слой ослепительно-белого снега. Ежедневно, обычно перед рассветом, кратистос вызывал обильные осадки. Лунный Двор, как и все остальные дома (господин Бербелек не бывал в городе, но именно так ему рассказывали оронейцы), на крыше и заднем дворе имел большие резервуары, из которых черпали дождевой либо снежный гидор. К прибытию господина Бербелека во Дворе гостило уже двадцать пять путешественников, ожидавших ладьи на Луну; считая слуг, постоянных жителей Двора, купно с сезонными резидентами навроде Агилатилы, оказалось, что воды в том объеме, в каком хотелось бы ее иметь, на всех не хватало, на нее ввели дозацию. Размер порций, конечно же, отвечал позиции, которую сумел отвоевать для себя каждый из путешественников, — так создавалась иерархия (поскольку некая иерархия устанавливается всегда) и такова была причина первых столкновений воль.
Как размышляет урожденный дулос? «Это ведь глупость, я не стану сражаться за пару лишних кубков воды, пусть эти идиоты жрут друг дружку». Потому уступает — и все после уже знают его место: так рождается Форма. Как размышляет аристократ? «Ничья чужая воля не ограничит моих поступков. Приносил ли я ему клятву, чтобы теперь исполнять его пожелания?» Уступчивость — не входит в его природу. Господин Бербелек потребовал себе неограниченный доступ к воде и, когда этому воспротивилась одна из гельтийских жриц, Арианна, принудил ее целовать ему стопы. Так он заполучил верного союзника. Зато в вечной ненависти к нему тотчас поклялась дочка-подросток жрицы, Марианна. Большинство остальных путешественников в молчании склонили головы.
Кроме пяти жриц из Гельтии, ладью ждала также большая группа цыган. Ибо кто, собственно, участвовал в этих секретных паломничествах к Госпоже Луны? Ее последователи, ее агенты, члены ее культов и культов, симметричных к ее морфе, а также изгнанники разнообразнейшего происхождения, беглецы из-под антосов враждебных ей кратистосов, ищущие убежища вне земной сферы, и, наконец, софистесы, которым неким чудом доверились проводники и которые смогли купить себе путешествие на Луну — прекрасно зная, что точно никогда уже не получат позволения покинуть ее, только не после того, что сделал Элькинг. Госпожа все еще питалась от секретов, Госпожа сильнее всего была в неописуемости.
Из обрывков разговоров во время трапез, из шепота слуг, из сплетен, подслушанных во время прогулок по снегу, господин Бербелек выстраивал
Господин Бербелек обменивался с попутчиками исключительно формальными знаками вежливости и осмотрительными шутками. Несколько раз выбирался на прогулку в компании старого франконского софистеса, самозваного биографа Иллеи Коллотропийской, Шарля Донта. Катрина, бритийская аристократка веселого нрава, также встретила с Иеронимом несколько восходов; Иероним подозревал, что она выполняла ту же роль (шпиона и агента Иллеи), что и Завия. Вместе они восходили на верх стены, заглядывали в пропасть, Катрина смеялась, бросая в облачную бездну камешки и снежки.
Лунный Двор находился едва в стадии от стены, шедшей вдоль края поднебесного плоскогорья. Сия земная ограда была высотой почти в сотню пусов; на закате и рассвете тень ее проливалась по снегу до самого порога Двора. Местами вал превращался в настоящую стену, с воротами, башнями и висячими помостами, с которых — используя сложную систему шестерней и подшипников — ангелы спускались в заросли висячих садов и виноградников. И именно на стены опирались высокие подъемы и спирали Лестниц-в-Небо. Сюда причаливали прибывающие в Оронею воздушные свиньи, поскольку Король Бурь издал указ, запрещавший аэростатам приближаться к самому городу, ибо в сердце антоса кратистоса со сжатым внутри свиней аэром могли происходить странные вещи — даже со столь небольшими его объемами, которые использовали для управления высотой полета оронейгесовых башен.
Двор стоял при дороге, что соединяла город с одними из главных врат на валу; здесь же выстреливала ввысь арабская архитектура Ступеней-в-Небо, предназначенных для лунных ладей. Господину Бербелеку было интересно, какую роль выполняют врата для города, куда ведут исключительно воздушные пути. Впрочем, у города — а тот виделся со Двора то массивом ослепительной белизны, а то лишь рваной тенью, в облаке тысяч трепещущих знамен — тоже была собственная стена и врата в той стене. Опять же (и это господин Бербелек понимал прекрасно) Форма города без стен и ворот всегда оставалась несколько ущербной, неполной, слабейшей.
У господина Бербелека ныне было вдоволь свободного времени и практически никакой работы. В библиотеке Двора он нашел несколько разных изданий и переводов «Моего путешествия на Луну, и что я там увидел» Фердинанда Элькинга; он читал ее в детстве, теперь вспоминал. А также — «Путешествие Гаудата» пера Иоанна Гаудата, «Сон Сципиона» Цицерона, «Фарсис» Ибрагима ибн Гассана. Вернулось ощущение нереальности, сказочности всего этого похода.
Может, он и в самом деле никогда не покидал Воденбурга, может, уснул там в теплой купели, во мраке тесной ванной комнаты, наконец-то вскрыв себе вены, а все это — лишь один длинный предсмертный сон?.. Или сон посмертный. Философы пишут, что такого рода предположения невозможно проверить, однако господин Бербелек знал точно, что это не может быть правдой: тому Иерониму Бербелеку, в Форме которого скрывалось самоубийство, не снился бы Иероним Бербелек, ведущий джурджу в дикую какоморфию Африки, сгибающий выи женщинам и мужчинам, владеющий наслаждением дочери Лунной Ведьмы.