Инженер и Постапокалипсис
Шрифт:
Догнав Эндрю, мягко сказал:
— Мы должны держаться.
— Нет, — покачал головой он, — это место наполнено нашими слезами и мольбами. Пусть оно таким и останется.
Не стал больше ничего просить у него: неправильно было требовать от этого депрессивного человека того, что он не мог мне дать. Из камня воды не выжмешь. Некоторое время мы шли, ничего не говоря друг другу: мне было сложно представить, какими мыслями был занят разум моего спутника, но сам старался всеми силами отгонять от себя тревожные раздумья. С каждым новым поворотом
В какой-то момент задумался и перестал следить за Эндрю, а когда опомнился, рядом его не обнаружилось. Мое сердце словно сжалось от ужаса: принялся звать Эндрю и спешно ринулся назад, холодея от страха и надеясь, что он не успел сильно отстать. Потерявшийся пациент обнаружился за первым же поворотом, оставленным позади: он тихо сидел на мокром куске картона и держал перед своим носом зажженную спичку, завороженно и затаив дыхание наблюдая за движением маленького пламени. От одного вида огня мне стало не по себе: похоже, после того, что устроил священник, приобрел стойкую фобию, но в тот момент все же думал не о себе. Мысленно обругав себя за невнимательность и халатность, подбежал к нему, быстро задув огонь. Эндрю резко обернулся ко мне, метнув в мою сторону безумный взгляд, что явно можно было считать плохим предвестием.
— Что ты делаешь? — воскликнул, смотря на него сверху вниз. — Ты хоть знаешь, как перепугался, когда не увидел тебя рядом? А если бы тебя не нашел? Если бы забрался в такое место, откуда не смог бы вернуться за тобой назад?
Осознав, что действительно переживал за него, Эндрю смягчился и виновато опустил голову. Заметил зажатый в его руке спичечный коробок, который вообще невесть откуда мог взяться в канализации. Должно быть, Эндрю подобрал его еще где-то в медицинском блоке.
— Что у тебя в руке? — спросил и забрал у него спички, хотя он и пытался убрать их подальше. — Отдай сюда, тебе это не нужно.
— Не отбирай, — попросил Эндрю, вставая с пола.
— Тебе это не нужно, — настойчивым, но при этом спокойным тоном повторил, уже намереваясь выбросить картонный коробок в сточные воды.
— Мне нравится смотреть на огонь, — продолжил тот, — он меня успокаивает. Не отбирай. У меня и так уже все отобрали.
Почувствовал укор совести, мне стало крайне нехорошо и неприятно от осознания того, что отбираю у человека последнюю отдушину в жизни. С другой стороны, знал, как никто другой, что психически больные любят давить на жалость: позволить психиатрическому пациенту, тем более злостному поджигателю, носить с собой потенциально опасные спички, которые в его руках вообще превращались в оружие массового поражения, не мог. Пришлось принять нелегкое решение и переступить через себя.
— Давай сделаем так, — сообщил, смотря на изуродованное лицо Эндрю, — не стану выбрасывать эти спички, но и тебе тоже держать их у себя не стоит, потому они останутся у меня. Когда ты захочешь посмотреть на огонь, зажгу его для тебя. Договорились? И, пожалуйста. Давай держаться рядом.
Эндрю несколько обреченно кивнул, и незаметно для него спрятал коробок себе в карман, где уже хранился электронный пропуск. Даже носить с собой что-то, что было хоть как-то связано с огнем, мне было неприятно,
Мы прошли еще метров пятнадцать, несколько раз повернув за угол, пока туннель перед нами не разделился на два канала, которые были похожи друг на друга, как две капли воды. Обернулся назад: та же сырая кирпичная кладка уходила вдаль за моей спиной. Эндрю бесцельно побрел направо, но остановил его.
— Нельзя двигаться наобум — мы попросту заблудимся тут, — пояснил ему, — если ты предлагаешь идти туда, давай всегда держаться правой стороны.
Мы повернули в ту сторону, которую выбрал Эндрю, хотя подозревал, что он на самом деле ничего и не выбирал, а просто шел, куда глаза глядят. Но пройдя еще какое-то расстояние, мы оба замерли: на полу, скрываемое полумраком, в ярко красной луже лежало что-то довольно крупное… Осторожно подступив ближе, в ужасе осознал, что это было мертвое тело неизвестного пациента, голова которого лежала отдельно возле стены… Почувствовал, как мои ноги начинают холодеть, но этот холод не имел ничего общего с касанием ледяного мокрого пола. С нарастающим чувством беспомощности и загнанности в угол разглядел, что кровь еще вытекает слабым потоком из шеи мертвого. Он был убит совсем недавно.
Эндрю, стоявший возле меня, вздрогнул и издал звук, похожий на резкий всхлип, перевел дикий взгляд на него. Уже успел настолько убедить себя, что в канализации будет безопасно, что обнаружение этого мертвого тела пробудило во мне если не панический страх, то уж точно полнейшее бессилие. Кто-то или что-то снова оторвало человеку голову… Впервые оторванные головы увидел еще на улице, во внутреннем дворе клиники, затем они встречались повсеместно в медицинском блоке… Уже был практически на все сто процентов уверен, что всех этих людей убивал не Полтергейст…
В нескольких десятках метров от нас противоположный туннель, расположенный перпендикулярно тому, в котором стояли мы, с истошным криком быстро пересек некий пациент. В ту же секунду услышал неясный звон цепей и плеск воды. Источник звука приближался к нам.
— Слышишь? — тихо спросил, переводя взгляд с дальнего туннеля на мертвенно-бледное лицо Эндрю и чувствуя, как по спине ползет мороз. — Опять этот звук. Да что это такое?
Тут совершенно неожиданно для меня доселе тихий Эндрю сорвался с места с диким криком, бесцеремонно оттолкнув меня, и со всех ног помчался в противоположную сторону…
— Стой! Стой! — прокричал и бросился догонять Эндрю, понимая, что если он сейчас убежит достаточно далеко, уже никогда не смогу отыскать его.
Перепугавшийся до жути Эндрю и не думал останавливаться, едва поспевал за ним, уже не обращая внимания, куда и как ставлю ноги.
— Стой! Подожди! — снова крикнул ему вслед, пытаясь привлечь его внимание к себе, но он даже не сбавлял темп.
Все предыдущие погони и схватки с пациентами измотали меня, бежать мне было трудно еще и по причине усиливающейся боли в ногах, да и за спиной оставалось что-то странное, наводящее ужас. Но опасался в этой ситуации не за себя, а за своего подопечного, который уж точно сам не выбрался бы из клиники. Понимал, он будет обречен на гибель, если не сумею догнать его.