Инженер и Постапокалипсис
Шрифт:
«Господи… Только не сюда… Пожалуйста, Господи… В другую сторону!» — пронеслось лихорадочно у меня в голове, но Маклейн, постояв в нерешительности, повернул направо, двинувшись ко мне.
— Ну… жно сдер… живать. Б… оль про… йдет, — басом проговорил он, направляясь ко мне.
Пока что темнота скрывала меня, но так долго продолжаться не могло. Взявшись за голову и чуть не воя от страха, принялся озираться по углам в поисках укрытия, но на глаза мне попался только обломок кирпича, лежавший под ногами. Не долго думая, схватил его и, замахнувшись, швырнул вперед. Кирпич пролетел над головой Маклейна и с плеском упал в воду за его спиной,
— Сл… ышу крыс… еныша, — прокомментировал свои действия он, уходя в другую сторону.
Уже сам, не теряя времени и уже не помня себя от выброса адреналина, прокрался за его спиной назад и побежал обратно в зал.
Эндрю все еще безуспешно пытался открыть люк, обеими руками вцепившись в кольцо. Понимая, что он один не справится, кинулся к нему и, взявшись за металлический затвор, легко и без особых усилий провернул его, открыв спасительный узкий проход. Эндрю застыл в недоумении.
— Ты в какую сторону крутил вообще?! — возмущенно выпалил, поворачиваясь к нему, но позади нас раздался угрожающий звон цепей.
Маклейн возвращался!
— Быстрее! Быстрее! Быстрее! — истошно прокричал, пропуская пациента вперед и смотря, как громила уже показывается в зале.
Стремительно заскочив в проход за Эндрю, закрыл крышку люка прямо перед носом у Маклейна и пополз так быстро, как мог. Без труда распахнув люк, Маклейн просунул внутрь руку, но достать меня уже смог.
Прополз за Эндрю еще несколько метров, после чего почти без чувств выпал в открывшийся впереди широкий туннель, в измождении растянувшись в канаве сточных вод…
«Сколько еще это будет продолжаться? Одно и то же, снова и снова, как будто пластинку заклинило. Выхода все нет. Когда этому всему уже придет конец? Нет сил моих больше, просто нет».
Медленно подтянул обмякшую руку к лицу и потрогал лоб: мне казалось, что все мое тело пылало огнем. Просто непередаваемо болели ноги, складывалось ощущение, что с них сняли кожу, оголив мышцы, но у меня не было сил даже подняться и посмотреть, в каком они состоянии. И без того догадывался, что в ужасном.
Когда мое дыхание восстановилось, а разум немного прояснился, повернул голову в бок и посмотрел на сидевшего возле стены Эндрю, который, похоже, давно уже рассматривал меня. Он выглядел ничуть не лучше, чем я, возможно, даже хуже: во всем его виде читалась потерянная безнадежность, даже апатия, что всегда являлось тревожным признаком изменения психического состояния у депрессивных пациентов. Но как бы ни было тяжело, на месте оставаться было нельзя.
Поднявшись на локтях, выполз из канавы, уже вымокший в сточных водах с ног до головы, и осмотрел новый туннель в котором мы оказались. Коммуникации здесь выглядели даже старше, чем в предыдущих секциях: металлические трубы, на которых почти не осталось слоя теплоизоляции, были сплошь изъедены ржавчиной, а освещение представляло собой лишь ряд маленьких тусклых лампочек, протянутых вглубь, света которых едва хватало на то, чтобы не натыкаться на стены. Было похоже, что сантехнические работы проводились здесь в последний раз, как минимум, полвека назад.
— Ты в порядке? — спросил у Эндрю, и он слабо кивнул. — Пойдем, наверно, не стоит тут задерживаться — не хватало еще, чтобы этот Маклейн нашел способ пробраться сюда.
Медленно
— Что случилось? — задал вопрос, тоже останавливаясь.
— Это бессмысленно все, — упавшим голосом отозвался тот, даже не смотря на меня, — мне не выбраться отсюда. Оставь меня здесь, Дэвид, иди дальше сам. Я подвел тебя: даже просто повернуть какой-то затвор для того, чтобы открыть крышку люка, не смог! Так пусть же умру. От меня все равно нет никакой пользы.
Этого боялся, наверное, больше всего. На нас и так свалилось уже столько нечеловеческих, немыслимых испытаний, столько горечи, боли, ужаса, наша воля не раз сталкивалась с, казалось бы, непреодолимыми препятствиями, но вместо того, чтобы полностью сосредоточиться на цели, бросить все усилия на спасение, должен был тратить физические и моральные силы на то, чтобы вытаскивать Эндрю из смертельной трясины, имя которой было депрессия.
— Пользу может приносить вещь, — терпеливо произнес, — а от человека можно получить помощь и поддержку.
— От меня нет этого, — безнадежно ответил Эндрю.
Измученно улыбнулся и присел перед ним на корточки.
— Ты ошибаешься, — проговорил, заглядывая в его поникшее лицо, — человек — существо социальное, одиночество губит его, если не физически, то нравственно уж точно. Брожу по этой проклятой клинике в поисках спасения уже часа три или четыре, а может и того больше, и ты стал единственным нормальным человеком, кого встретил за все это время.
— Я психически больной, — оборвал мои слова тот, даже не поднимая головы.
— И что с того? — невесело усмехнулся. — Вот все эти мерзавцы из лечебницы вроде бы психически здоровы. И что, спрашиваю, с того? Пойми, психическое заболевание — это точно такая же болезнь, как сахарный диабет или рак: точно так же, как среди больных этими неизлечимыми заболеваниями есть люди в душе добрые и злые, открытые и лицемерные, отзывчивые и безразличные, среди психиатрических пациентов тоже есть человечные и не очень. Самое главное то, что ты сумел сохранить свое человеческое лицо, несмотря на тяжелейшие во всех отношениях испытания, через которые на деле дано пройти далеко не каждому. Остальное не имеет значения, психическое заболевание означает только одно — отличие в восприятии мира и мышлении, — помолчал, пытаясь понять, насколько он прислушивается к моим словам, — Гитлер или Муссолини не были психически больными, зато ими были Винсент ван Гог, Джон Нэш и Альберт Эйнштейн. И еще многие другие, которые помогли изменить наш общий мир к лучшему, — Эндрю поднял озадаченный взгляд на меня, — а то, что ты крутил затвор в обратную сторону, это просто… ну, это просто смешно! — нервно усмехнулся, но Эндрю от этого как будто еще больше сник.
— Ты говоришь это все только, чтобы поддержать меня, — дрожащим голосом протянул он, — но ты слишком мало знаешь об этом месте и о том, что с нами тут делали в лечебнице. У тебя есть шанс выбраться, а у меня его нет. Видел, как ты отчаянно сражаешься за свою жизнь, а я буду только мешать тебе, буду обузой, и в конце концов ты тоже погибнешь из-за какой-то моей глупости или оплошности. Не хочу, чтобы ты погиб из-за меня… Оставь меня здесь и иди дальше сам.
— Как же тебя оставлю? Ты же мой пациент, за тебя без лишних преувеличений несу ответственность, — ответил ему, чувствуя, что подбирать нужные слова становится сложно.