Инженер и Постапокалипсис
Шрифт:
Вкус собственной крови — это все, что чувствовал Ноа. Его глаза горели от непролитых слез, а глаза напоминали выемки в камне, доверху наполненные водой, такой соленой и горькой. В голове эхом бились слова его лечащего врача, сводя подростка с ума. Он ведь даже не знал, какую именно часть его тела ненавидеть, где засела эта треклятая болезнь и почему конкретно он слег от недуга.
Крепко сжав одеяло, да так, что костяшки на руках побелели, а кожа натянулась до пределами, он сдерживал свой крик беспомощности и безысходности, ведь прекрасно понимал, если сама медицина бессильна перед этим, то что ему еще оставалось делать? Молиться? Верить в лучшее? В чудо? Нет, это была пустая трата
Проходит около трех месяцев, трех долгих и мучительно больных месяца, прежде чем врачи наконец-то находят то, что может помощь парню. За это время его тело подверглось не только истощению, но и различного рода повреждениям. Его кости стали настолько хрупкие и слабые, что могли сломаться при ударе средней силы, а кровеносная система потихоньку выходила из строя: его капилляры то и дело лопались, а вены в руках периодически рвались, вызывая телеангиэктазию. Поэтому, дабы избежать еще больших проблем, Ноа передвигался на инвалидной коляске, с мешочком, наполненным необходимым раствором, прикрепленным к нему трубками.
Ловить косые, но полные сожаления, взгляды для него стало обычным делом, ведь сам того не желая стал легендарной личностью в этой больнице, известный печальным недугом. В очередной раз катаясь на инвалидной коляске, с помощью своей медсестры, его окрикнул один из главврачей. Белоснежный халат колыхался от того, как стремительно мужчина двигался в сторону больного. Его напряженное выражение лица не предвещало ничего хорошего, поэтому парнишка морально уже был готов к чему-то страшному, что сможет причинить боль еще раз.
Среднего роста мужчины, с завязанными в хвостик волосами и медицинской маской на лице, тихонько прокашлялся, давая понять медсестре, что покатит пациента сам, а после взялся за ручки коляски и они направились в ближайшую свободную палату.
Все внутри Ноа замерло, оттаяло и вновь замерзло, ведь ожидание чего-то плохого порождает противные мандраж и рябь страха. В ушах стоял тихий звон, а губы онемели; тело обдало холодным жаром, вызывая смешанные чувства.
«Черт… Нет, нельзя думать о плохом, просто запрещено…» — Как только парень подумал об этом, то на глаза навернулись предательские слезы, а на душе стало так гадко от того, что ты врешь самому себе о том, что ты сильный и стойкий. На деле ты слабее последнего труса, который даже не может толком прожить свою жизнь так, как следует.
— Ноа, у меня есть хорошая и плохая новость. Но, думаю, хорошая для нас, врачей, а для тебя уже решишь сам. — Присев на край подоконника, он внимательно посмотрел на парня своими темно-карими глазами, словно пытался передать ему толику той храбрости и сил.
— Не тяни, док. Выкладывай. — На выходе произнес Янг и словно забыл как дышать. Он делал вдох, но воздух не хотел поступать в легкие, даря ему живительный кислород.
— Как ты знаешь, мы все время проводим исследования, пытаясь найти ответы на вопросы. До этого дня все было считай без толку. Благодаря ВОЗ мы все-таки добились кое-чего. Тебе это не понравится, даю гарантию, но, надеюсь, хотя бы немного успокоит бурю в твоей душе, — Джордж глянул на молодого человека, оценивая его состояние услышать диагноз, а после этого продолжил. — Так вот, не буду больше тянуть, поэтому внимательно слушай. Мы сначала не могли в это поверить и несколько раз перепроверяли все, но результат был одним и тем же. Как выяснилось, у тебя настолько редкое заболевание, что на данный момент известно только о твоем случае. Мы назвали его «Псориатический вирус, утяжелённый формой комбинированного иммунодефицита человека, осложненный столбняковой инфекцией», но если коротко,
Парень, в адрес которого были сказаны эти слова, сидел, словно пустой сосуд: ни мыслей, ни чувств, ни эмоций. Любой бы человек на его месте сначала был бы озадачен, но секундой позже поддался буре эмоций, что неминуемо на него обрушатся. Но Ноа попытался взять себя в руки, проглотить тот ком, что сдавливал его горло, царапая нежную плоть, а после процедил сквозь зубы:
— И каковы шансы?.. — ответ он слышать не хотел, но придется.
— Сейчас говорить рано, так как мы не знаем с чего начать… Сегодня же фармакологи со всего мира, которые наслышаны о твоем недуге, начали разработку лекарственного препарата. Клянусь, будто лекарство бессмертия создают, — по палате раздался нервный смешок медика. — Поэтому, друг мой юный, не время вешать нос, матрос, у тебя все еще впереди. Скажу тебе по секрету, молился за тебя каждый вечер, дома и в церкви, и я искренне верю, что сам Господь Бог услышал эти мольбы и помог разобрать начало этого тернистого пути… хоть я… и врач. — Джордж запустил пятерню в волосы, нарушив тем самым натяжение волос в хвостике, от чего пару прядей выбились из него и теперь спадали на глаза.
Подмигнув парню, он тихо спрыгнул с подоконника, а после вышел за дверь. Мальчик слышал краем уха, как за дверью разговаривали главврач и та медсестра, что катала его по больнице.
«Надо позвонить маме… Обрадуется». — Одинокая мысль проскользнула в его голове, но даже та не смогла колыхнуть его изрубленные душу и сердце.
По прошествии 4,5 месяцев, Ноа Янг стал абсолютно другим человеком — его руки все были исколоты от постоянных капельниц и нескончаемых уколов всякими веществами, которые, как говорили врачи, должны были облегчить его страдания, но те никогда не помогали. Но парень, в ком был тот самый стержень, продолжал каждую ночь ложиться в больничную койку, а утром открывать глаза, смотря в белоснежный потолок, с мыслью «Может… сегодня все изменится?». Его родня каждый божий день звонила ему, но в моменты, когда он почти падал духом, Ноа полностью уходил от этого мира, дабы вновь и вновь раскапывать себя изнутри, пытаясь отыскать то, что не дает ему наложить на себя руки, перестать глотать таблетки горстями, сдаться…
За окном медленно кружились хлопья пушистого снега, ведь первые числа февраля рисовались на календаре эти дни. Мари вместе с младшей дочкой стояли у ресепшена, мило болтая с работником больницы, молоденькой девушкой, недавно устроившейся тут работать. Они здесь частые гости, поэтому вся больница знает семью Янг.
— Мари, скоро Ноа освободиться, у него последняя капельница сейчас. Буквально минут двадцать. — Положив трубку, произнесла Катрин.
— Хорошо, мы подождем, да, Оли? — повернувшись к дочке, что сидела у нее на руках, она с улыбкой погладила ее по ручке, а после вновь перевела внимание к ресепшену.
Казалось бы, день был самым обычным, ничего не предвещало суматохи. Врачи то и дело сновались по больничным коридорам, монотонно повторяя одни и те же движения: обменивались бумажками, заглядывали в палаты, а после рассеивались по закоулкам больницы. Самый обыкновенный день, можно было подумать взглянув на эту картину, но застой растряс непонятный хаос, который зародился, по всей видимости, в одном из кабинетов. Белые халаты замелькали все чаще и чаще, а гомон усилился, заставляя выворачивать шею в попытках уследить куда же несутся эти врачи.