Инженер Петра Великого 5
Шрифт:
Магницкому пришлось срочно расширять штат, нанимая толковых дьяков для экспертизы. «Палата привилегий» превратилась в гигантский фильтр, отделяющий зерна от плевел. Люди поняли главное: их ум и смекалка — это ценный товар, за который можно получить реальные деньги и почет.
Вскоре новость достигла и Царя. Как и ожидалось, он пришел в восторг, лично утвердил «Привилегию» Артемьева и велел выделить из казны дополнительные средства на поощрение изобретателей. Мой указ о праве «охотиться за головами» заработал в полную силу, мне даже не нужно было ни за кем охотиться — люди шли
Из Канцелярии я направился прямиком к Якову Брюсу. Мой главный покровитель, и, пожалуй, единственный человек, с которым я говорил почти начистоту, должен был услышать о победе над Яворским не от шпионов, а от меня. Кроме того, моя затея с «печатной машинкой» требовала его участия.
Брюс принял меня в своем кабинете в здании Приказа рудокопных дел.
— Ловко ты его, барон, — хмыкнул он, разливая по бокалам рейнское вино. — Превратил грозного врага в смиренного союзника. Теперь попы по всей России будут молиться за твои заводы, а не проклинать их.
— Всякая сила требует контроля, Яков Вилимович, — ответил я. — Но польза от быстрого тиражирования указов и учебников, по-моему, перевешивает риски.
Наши рассуждения о том, каких мастеров привлечь к созданию прототипа, прервал стук в дверь. В кабинет, чеканя шаг, вошел высокий, статный гвардеец Преображенского полка и молча подал Брюсу запечатанный пакет.
— Благодарю, Андрей Иванович, — кивнул Брюс. — Можешь быть свободен.
Гвардеец козырнул и вышел так же бесшумно.
— Вот, — с досадой ломая печать, проворчал Брюс. — По пальцам можно пересчитать людей, которым доверяю, как себе. Этот — один из них. Андрей Ушаков. Исполнителен, умен, не по чину сообразителен. И главное — не ворует. Редкое качество.
Андрей Ушаков… Имя ничего мне не сказало, но что-то зацепилось на краю сознания. Пока Брюс читал донесение, его лицо мрачнело с каждой строкой.
— Дурные вести, Петр Алексеич, — наконец произнес он напряженным голосом. — Очень дурные. С юга пишут. Крымчаки… большая орда, тысяч десять сабель, прорвала нашу оборонительную линию под Азовом. Пожгли станицы, увели в полон несколько сотен человек и ушли в степь.
Я нахмурился.
— Государь уже знает?
— Ему доложили. Сейчас будет буря. Идем, барон. Твои уши в этом разговоре не помешают.
Он оказался прав. Не успели мы дойти до царского кабинета, как навстречу нам вылетел сам Петр. Лицо его побагровело, глаза метали молнии.
— Яков! — прогремел он. — Какого дьявола у тебя творится?! Я доверяю тебе южное направление, а ты позволяешь этим басурманам хозяйничать на моей земле! Где была твоя разведка?
На лице Брюса мелькнула тень досады, но он постарался ответить спокойно.
— Мы не проморгали, Государь. Предупреждали о скоплении орды у Перекопа еще месяц назад. Но все силы сейчас на севере. На юге гарнизоны ослаблены.
— Ослаблены! — взревел Петр. — Моих людей в рабство угоняют, а у него гарнизоны ослаблены!
Тут его взгляд упал на меня. И глядя
— Ты! Барон! Как нельзя кстати! — Петр подошел вплотную. — Мне нужны твои винтовки! Не сотни — тысячи! К весне я хочу иметь хотя бы один полк, полностью вооруженный твоим оружием! А к лету — всю армию, что я отправлю на юг под началом Шереметева!
Схватив меня за камзол, он вперил в меня горящий взгляд.
— Слышишь меня, Смирнов?! Все! Все силы твоего Игнатовского — на выпуск винтовок! Забудь про свои прожекты, забудь про дороги! Это все потом! Сейчас — война! Настоящая, кровавая война на два фронта. Мне нужно оружие. Делай что хочешь, но оружие должно быть! Крымские ханы должны быть низложены, это наверняка неспроста, османы там увеличивают армию — неспроста это.
Он развернулся и так же стремительно удалился, оставив нас с Брюсом в оглушительной тишине.
Царский ураган стих. Все мои планы и долгосрочные проекты, выстроенная стратегия — все летело к чертям. Царский приказ был абсолютен. Моя промышленная машина, которую я так тщательно выстраивал для марафона, должна была немедленно переключиться на спринт. На военные рельсы. Без права на ошибку.
Забыв про сон и отдых, мы работали в три смены. Весь декабрь прошел как в тумане, я даже не заметил, как наступил новый, 1706 год. Праздник прошел мимо, фоном; устроенный по старой памяти фейерверк своим грохотом не принес радости, а лишь подчеркнул общее, лихорадочное напряжение. Вся моя промышленная империя, не успев родиться, встала на военные рельсы.
Этот месяц превратился в ад. Ничего не шло гладко: первые партии унифицированных деталей не подходили друг к другу; станок для нарезки стволов, постоянно ломался из-за негодных резцов; мастера портили одну заготовку за другой. Мы жили в цехах, спали урывками и ругались до хрипоты, но медленно, мучительно, шаг за шагом, отлаживали процесс. И вот, в середине января, первая серийная партия — пятьдесят винтовок — была готова.
На наш полигон для финальных испытаний вышли все. Осунувшийся и злой Нартов лично проверял каждое ружье. Магницкий готовился фиксировать результаты. Де ла Серда расставлял стрелков. Чуть поодаль, скрестив руки на груди, стоял неожиданно нагрянувший с инспекцией Меншиков, не скрывая скепсиса и явно ожидая нашего провала.
Первая часть испытаний прошла блестяще. Точность, скорострельность — все на высоте. Меншиков даже удовлетворенно хмыкал. Я уже готов был праздновать победу.
А потом начался тест на живучесть — имитация настоящего боя. Я сам взял в руки одну из винтовок.
Первые десять выстрелов. Двадцать. Тридцать. От цевья пошел легкий дымок. Я перезарядил ее в тридцать пятый раз, прицелился, нажал на спуск.
Сухой, трескучий щелчок. И тут же — сильный удар по левой руке, от которого винтовка дернулась, едва не выпав. Деревянное цевье под моей ладонью треснуло, опалив кожу горячими газами.