Инженер Петра Великого 5
Шрифт:
— Хорошо, — я взял уголек и обвел заимку кругом. — Ставьте посты треугольником, чтобы был перекрестный обзор и никто не мог подойти или уйти незамеченным. И никакого огня. Даже трубки не курить. Если что-то заметите — не лезть на рожон, а немедленно докладывать условным сигналом. Сова ухнет четыре раза — значит, замечена активность. Два — тревога, нужна подмога.
Де ла Серда коротко хмыкнул, его глаза одобрительно блеснули. Он лично отобрал для этой задачи шестерых своих лучших людей — бывших преображенцев, прошедших со мной шведский рейд, молчаливых, закаленных парней, для которых
Я лег спать с тяжелым сердцем. Чувство тревоги усилилось. Неужели у церкви появились такие люди, полувоенные, срытые? Так недалеко и до русских инквизиторов додуматься. Бред, конечно, но что-то в этом есть.
Ночь прошла тревожно. Под утро меня разбудил резкий стук в дверь. На пороге стоял один из сержантов «Охранного полка». Лицо у него было серым.
— Беда, ваше благородие. Западный пост на связь не выходит. Степан и Михей. Условного сигнала на рассвете не было. Один пропал, второй… Еще и попы эти пропали…
Да твою ж…
Я быстро оделся и с десятком вооруженных солдат поспешил к заимке. Зимний лес встретил нас тишиной. Ни звука, ни птичьего крика. Только хруст снега под сапогами.
Мы направились сразу к заимке, она была ближе. Здесь уже находился де ла Серда.
Заимка была пуста. Внутри — следы поспешного бегства: разбросанные вещи, остывшие угли в печи. Де ла Серда присел на корточки у порога.
— Ушли сразу после полуночи, — тихо констатировал испанец, разглядывая примятый снег. — Ушли организованно, след в след, в сторону болот. У них был готов путь отхода. Они знали, что их обнаружили.
Мы направились к месту, где должны были прятаться наши люди. Тело мы нашли в глубоком, заснеженном овраге. Это был Степан, молодой парень, из тех, кто первым лез на стену в Евле. Он лежал на спине, раскинув руки, его глаза удивленно смотрели в серое, бесцветное небо. На его темно-зеленом мундире не было ни единой капли крови. Никаких следов борьбы, никаких ножевых ран. Его напарника, Михея, нигде не было. Пропал.
Де ла Серда опустился на одно колено рядом с телом. Его пальцы осторожно коснулись головы убитого, чуть сдвинув его шапку. И тогда мы увидели маленькое, почти незаметное отверстие точно посреди лба. Аккуратное, с ровными, обожженными краями.
— Один выстрел, — глухо произнес испанец, поднимаясь. Его лицо превратилось в непроницаемую маску. — С большого расстояния. В темноте. Он даже не понял, что произошло. Это работа профессионала. Охотника.
Я смотрел на убитого парня, и меня накрыла волна ярости.
Глава 3
Ярость ослепляла. Глядя на маленькое, аккуратное отверстие во лбу Степана, я понимал, что это не убийство, а это послание. Демонстрация. Нас хотят остановить, пришли убивать — тихо, профессионально, без лишнего шума. Стрелял хладнокровный охотник, убирающий с доски мешающую ему фигуру.
В Игнатовское мы возвращались в гнетущей тишине, неся тело убитого
Вечером, запершись в каморке де ла Серды, я наблюдал, как старый испанец молча раскуривает трубку, наполняя комнату густым, терпким дымом. На стене висела испещренная его пометками карта.
— Феофан — это ширма, — нарушил я тишину. Голос прозвучал чуждо. — Шумная, крикливая тряпка, которой машут перед носом у быка, чтобы отвлечь от настоящего удара. Он был нужен, чтобы держать нас в напряжении, заставить совершать ошибки. А пока мы спорили с ним о часовнях, настоящие игроки готовили свой ход.
— Согласен, барон, — выдохнул дым де ла Серда. — Почерк не церковный. Это военная операция: разведка, выбор позиции, точный выстрел на предельной дистанции, организованный отход. Они знали, где будут наши посты. Знали или просчитали. Их просчет был лишь в одном: мы не испугались. А теперь они знают, что мы знаем. Они затаятся.
Подойдя к карте, он постучал мундштуком трубки по месту, где мы нашли Степана.
— Они будут ждать нашего следующего хода. И мы его сделаем, но не тот, которого они ждут. Прочесывать лес в поисках призраков мы не станем. Мы заставим их самих прийти к нам. Нужно выманить лису из норы. А для этого ей нужна приманка, от которой она не сможет отказаться.
Мысль была верной, изящной в своей простоте.
— Нартов? — прошептал я.
Де ла Серда медленно повернул голову. На его лице не отразилось и тени удивления.
— Именно, — подтвердил он. — Ваши чертежи можно украсть, ваши машины — скопировать, пусть и криво, как пытаются люди Демидова. Вас лично украсть тяжело, да и опасно. Но украсть вашего гения… украсть человека, который воплощает эти идеи, — вот настоящий куш. Они уже пытались. Теперь попробуют снова, но уже основательнее. Они поняли: Андрей Нартов — ваше самое ценное и самое уязвимое место.
План родился мгновенно, в нескольких коротких, обрывистых фразах. Не прятать Нартова в самом защищенном подвале, а наоборот — выставить на всеобщее обозрение. По спине пробежал неприятный холодок. Одно дело — рисковать собой, и совсем другое — хладнокровно ставить на кон жизнь доверившегося тебе человека. Я превращал своего гениального инженера, творца, в кусок мяса на крючке. Пусть и подставного, но сама идея вызывала отвращение.
На следующий же день по всему Игнатовскому, пущенный через самых болтливых баб на кухне, пополз слух. Любава их проинструктировала умело: дескать, барон после визита попов в ярости. Велел своему главному мастеру, Андрею, бросить все дела и срочно мастерить какой-то новый, невиданный «самодвижущийся экипаж», дабы утереть нос и англичанам, и церковникам. И вот теперь бедный Андрей, чуть ли не из-под палки, вынужден каждую ночь в одиночку корпеть над чертежами. А чтобы никто ему не мешал, выделили ему самый дальний сарай у старого торфяника — место, где охрана ходит редко, да и то по нужде.