Иосиф Бродский глазами современников (1995-2006)
Шрифт:
Не могли бы вы сказать несколько слов об автопереводах Бродского?
Принято говорить, что кого-то перевели на английский, кого-то на русский, но это в корне неправильно, потому что поэта переводят не на язык вообще, его переводят на язык переводчика. Поэтому Бродский перевел Бродского на язык Бродского — на "бродский".
Я знаю, вы как-то назвали его "потрясающим английским поэтом, но другого типа". В какой степени он был другим и в какой —
Это определение срабатывало не всегда, но достаточно часто. Сила Иосифа — в концептуальное™. Построение гипотезы, творение метафоры, тщательный подбор и нанизывание сложных образов — все это делало его стихи завораживающими, неподражаемыми. Правда лжет, как никто другой, потому что в искусстве правда всегда завуалирована, замаскирована. А что такое правда… понятия не имею.
Вы понимаете, почему Иосиф так восхищался Оденом? Я знаю многих английских поэтов, которые не разделяют этого восхищения.
Иосиф восхищался техническим совершенством и виртуозностью Одена, тем, как он совмещал возвышенный язык с разговорным, его способностью быть интересным читателю независимо от темы стихотворения. Правда, что Иосиф порой напоминает Одена; иногда мне даже кажется, что он слегка напоминает Эмили Дикинсон. Пусть кто не согласен, сочтет это преувеличением, это мое мнение. Возможно, он вобрал в себя обоих — и приправил Томасом Харди…
Общаться с ним было просто или тяжело?
Тем, кого он любил, общаться с ним было легко. В этих случаях чувствовалось, что он всегда рядом. Считать, что кого- то знаешь, — ловушка; кто может знать, знаем мы этого человека или нет? Мы строим всякие предположения на его счет, считаем, что знаем его достаточно хорошо, а потом он возьмет да и выкинет что-нибудь непонятное. Иосиф никогда не делал необъяснимых поступков.
Что было самым приятным и самым неприятным из того, что он вам когда-либо говорил?
Не знаю. Не могу припомнить ни самого приятного, ни самого неприятного — я никогда не оценивал с этой точки зрения то, что он говорил.
Если бы вы сейчас вдруг столкнулись с Иосифом в Нью- Йорке, что бы вы ему сказали?
Первым делом я спросил бы его, как он сюда попал.
Не помните ли вы обстоятельств посвящения вам стихотворения "Секстет"?
Помню, что был польщен тем, что Иосиф посвятил это стихотворение мне, но обстоятельств не помню.
Вам известно, как Иосиф любил красоту. Что служило для него "мерилом совершенства", с помощью которого он оценивал красоту, будь то красота женщины или кошки?
Иосиф никогда не говорил
У вас наверняка есть стихотворение, посвященное или адресованное Иосифу? Можно мне включить его в книгу?
В моей книге "Blizzard of One" есть стихотворение памяти Иосифа; можете его использовать.
Перевод с английского Лидии Семеновой
Даже будучи здесь, можно сказать: оставшееся от тебя
Разматывается в меркнущем свете, истончается в пыль,
направляясь туда,
Где пронизывают друг друга знание и ничто,
И дальше разматываясь, покидает освещенный тоннель, —
Направляясь в то место, которого, может, и вовсе нет,
Там невыразимое выговаривается — быстро, бегло, легко,
Как во сне — нам кажется, что во сне — прошедший дождь,
Разматывается еще, еще и еще, и нет границ,
Способных его задержать — будь то бесформенная пустота
Между нами, между телом и голосом небольшой зазор.
Дорогой Джозеф, эти внезапные напоминания — ты был —
Место и время, которым ты подарил их звёздный час,
Они за тобой увязались, и без нас разматываются теперь,
Настоящее для нас — "а пока…", будущее — всевозможные "и т. д.",
Всё разматывается быстро и навсегда. [145]
145
Перевод с английского Вероники Капустиной
1996
Можно сказать, даже здесь: то, что останется от человека,
Развеется в гаснущем свете, истончится в пыль, улетит
Туда, где "ничто" и "я знаю" переходят друг в друга, и сквозь;
Что оно пронесется, все тоньше, за подземелья — за угасшую яркость —
И дальше, в места, где никто никогда не найдет, где невыразимое,
Наконец, произносится — но легко и поспешно, как бы случайным дождем,
Что проходит во сне, или снится, что проходит, как сон.
То, что останется от человека — всё тоньше и легче, ведь не
Удержать ни одною границей — ни той, между нами, без формы,
Ни той, меж твоими телом и голосом… Иосиф,
Дорогой мой Иосиф, эти внезапные воспоминанья о том, каким ты был — места,
Времена, которым ты дал их лучшие жизни — ныне
Всего лишь призраки на поминках. То, что останется от человека, развеется
За пределы нас — тех, кому время лишь мера временного,