Иосиф Сталин. От Второй мировой до «холодной войны», 1939–1953
Шрифт:
Принятие линии Керзона в качестве границы и реконструкция польского правительства – такими были основные требования Советского Союза по польскому вопросу, неоднократно высказанные Сталиным и Молотовым на встречах с двумя послами и в переписке с Черчиллем и Рузвельтом. Сталин не скрывал своей досады по поводу того, что польское правительство в лондонском изгнании отказывалось обсуждать эти условия. «Снова поляки. Это самый главный вопрос?» – с раздражением спросил Сталин Гарримана, когда тот прибыл на встречу с ним 3 марта 1944 г.49. Попытки Черчилля обсудить вариант соглашения, приемлемого для обеих сторон, Сталин отклонил, считая их пустой тратой времени. Он даже обвинил премьер-министра Великобритании в том, что он угрожает принудить советскую сторону к решению польского вопроса на условиях, невыгодных для СССР50. На встрече с Кларком Керром 29 февраля в ответ на предложение британской стороны о компромиссном решении Сталин лишь пренебрежительно хмыкнул и еще раз повторил, что он требует реконструкции польского правительства в изгнании и принятия линии Керзона. «Этот однообразный и раздражающий разговор продолжался более часа. Все аргументы были бесполезны», –
Единственной конструктивной постоянной в заявлениях Сталина и Молотова по польскому вопросу было то, что они готовы рассмотреть вариант реконструкции польского правительства, при котором в его состав вошел бы премьер-министр эмигрантского правительства Миколайчик. Миколайчик – руководитель польской крестьянской партии, крупнейшей политической партии в довоенной Польше, считался важным связующим звеном в формировании в освобожденной Польше правительства на широкой основе, с которым могли бы сотрудничать Советы. Именно по этой причине Сталин не уступал давлению польских коммунистических кругов, требовавших создать в Польше временное правительство на основе союза левых сил52. Хотя левое правительство и было бы крайне выгодным для советской стороны, оно было бы недостаточно сильным, чтобы эффективно управлять населением Польши, большинство которого, несмотря на все политические завоевания коммунистов и их союзников-социалистов, состояло из убежденных националистов. Когда 22 июля 1944 г. Сталин, наконец, дал согласие на создание коммунистами и их союзниками Польского комитета национального освобождения (ПКНО), он отчасти сделал это потому, что ему была нужна организация, которой можно было поручить руководство территорией Польши, освобожденной Красной Армией. Именно так 23 июля он объяснил свое решение Черчиллю и Рузвельту. Сталин писал, что не считает ПКНО «правительством Польши», но в то же время отмечал, что комитет может стать «ядром для образования временного польского правительства из демократических сил». Оставался открытым и вариант реконструкции правительства с участием Миколайчика, однако существовала и вероятность, что тот останется в стороне. В том же письме Сталин писал, что не откажется принять польского лидера, если он приедет в Москву, как предлагали Черчилль и Рузвельт53.
Сталин в своем отношении к польскому вопросу опирался на мнение Оскара Ланге, польско-американского экономиста-марксиста, который в январе 1944 г. предложил свою концепцию реконструкции польского правительства с участием лондонского эмигрантского правительства, просоветски настроенных поляков в Москве и Польше и независимых польских политических деятелей из числа польских эмигрантов в Великобритании и США. Весной 1944 г. Ланге приехал в Москву вместе с просоветски настроенным польско-американским католическим священником Станиславом Орлеманским, чтобы обсудить со Сталиным дальнейшие действия54. Общение Сталина с этими двумя посредниками имело большое значение, поскольку открывало много нового о его стратегии в вопросе польско-советских отношений. Сталину была нужна дружественная Польша с правительством левого толка, включающим в себя его союзников-коммунистов, но в то же время ему нужна была единая страна, достаточно сильная для того, чтобы стать членом долгосрочного союза славянских государств против будущей германской угрозы.
Идея о том, что война против Гитлера – это борьба всех славян с их традиционным врагом, германскими народностями, давно эксплуатировалась советской пропагандой. Уже в августе 1941 г. Советы создали Всеславянский комитет и устроили в Москве Всеславянский съезд. После него было проведено еще много подобных собраний, не только в Советском Союзе, но и в других странах антигитлеровской коалиции55. Для Москвы эта тактика была вполне естественной, учитывая, что главными жертвами германской агрессии стали преимущественно славянские страны – Чехословакия, Польша, Югославия и Советский Союз. В 1943 г. Сталин начал предпринимать первые шаги по созданию официального политического и дипломатического союза этих славянских государств. В декабре 1943 г. с чешским правительством в изгнании, возглавляемом президентом Эдуардом Бенешем, был заключен советско-чехословацкий Договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве. К договору, подписанному в Москве 12 декабря, прилагался протокол, в котором оговаривалось, что к соглашению может присоединиться третья страна; это было сделано специально для того, чтобы облегчить подписание чехословацко-польско-советского пакта56. Сталин незадолго до этого вернулся с Тегеранской конференции, и в беседе с Бенешем отчетливо проявлялась его навязчивая обеспокоенность возможностью послевоенного возрождения германской угрозы. В разговоре с президентом Чехии 18 декабря Сталин выразил мнение, что в долгосрочной перспективе миру угрожали две страны – Япония и Германия. «Немцы сильный и талантливый народ и могут после войны опять очень быстро подняться. С Тегеранской конференции [он] вынес впечатление, что в этом плане существует полное единство взглядов между всеми союзниками». На заключительном ужине в честь Бенеша 22 декабря Сталин говорил о «необходимости славянского сотрудничества после войны» и отмечал, что «до сих пор немцам удавалось разделять славян, сотрудничая с одной частью славян против других, а затем – наоборот. Ныне же все славяне должны объединиться»57.
К теме славянского единства Сталин вернулся в своей беседе с аббатом Орлеманским 28 апреля 1944 г.: «Германия сможет восстановиться примерно за 15 лет. Вот почему мы должны думать не только о том, как закончить эту войну… но и о том, что произойдет через 20 лет, когда Германия возродится. Поэтому союз России и Польши совершенно необходим, чтобы не позволить Германии снова начать агрессию… [Он] привел в пример Грюнвальдскую58 битву, во время которой славянские народ объединились против членов германского ордена рыцарей Меча. Объединившись, поляки, русские, литовцы, украинцы и белорусы разгромили немцев… Мы
В беседе с Ланге 17 мая Сталин подчеркнул, что СССР нужна сильная Польша, чтобы справиться с немецкой агрессией в будущем. Сталин также дал понять, что выступает против «половинчатого» карательного мира, подобного Версальскому договору: если такое произойдет вновь, то через 15 лет разразится новая война. Германию нужно держать ослабленной 50 лет, сказал Сталин Ланге, и, поскольку он говорил с экономистом-марксистом, то воспользовался случаем, чтобы подчеркнуть, что капиталистическая Великобритания и США поддержат идею разрушения экономики Германии и Японии, так как это позволит уничтожить двух их конкурентов в торговле60.
Третьим партнером по предложенной Сталиным коалиции славянских государств должна была стать Югославия. В отличие от Польши, в Югославии ведущую роль в партизанском движении играла коммунистическая партия под руководством маршала Тито. Уже в 1944 г. стало ясно, что коммунисты Тито станут одними из главных политических игроков на послевоенной политической арене Югославии. Однако Сталин смотрел на перспективы югославских коммунистов более пессимистично, чем Тито. «Будь осторожен, – якобы сказал он Тито в сентябре 1944 г., – буржуазия в Сербии очень сильна». «Я не согласен с вами, товарищ Сталин. Буржуазия в Сербии очень слаба», – ответил Тито61. В апреле 1945 г. Сталин предупредил Тито, что Германия оправится от войны очень быстро: «Дайте им 12–15 лет, и они опять будут на ногах. Вот почему так важно единство славян. Война скоро кончится! Через пятнадцать или двадцать лет мы восстановимся и тогда попробуем еще раз»62.
По отношению к послевоенному правительству Югославии политика Сталина была направлена на то, чтобы достичь соглашения между Тито и югославским правительством в изгнании, которое включало бы в себя пункт о продолжении монархии. В югославском вопросе Сталин придерживался той же концепции, что и в польском: его целью была реконструкция правительства в изгнании, которое затем должно было объединиться с его собственными сторонниками и сформировать временное правительство на многопартийной основе. Впрочем, в отношении Польши Сталин уже начинал терять терпение, когда в конце июля 1944 г. в Москву приехал Миколайчик.
Первая встреча Сталина с Миколайчиком состоялась 3 августа. В начале беседы Миколайчик поднял для обсуждения три вопроса: совместные действия в борьбе с Германией; соглашение, достигнутое Советами с ПКНО по поводу администрации в освобожденной Польше; и вопрос о советско-польской границе. Миколайчик упомянул о том, что в Варшаве началось восстание и что он хотел бы как можно скорее выехать в столицу Польши и сформировать правительство, в состав которого вошли бы партии лондонских поляков и польских коммунистов. Сталин ответил, что все поставленные Миколайчиком вопросы имеют большое политическое и практическое значение, однако Миколайчик должен обсудить эти вопросы с ПКНО, имея целью формирование единого временного правительства. К этому положению глава СССР неоднократно возвращался в дальнейшей беседе. Когда Миколайчик заговорил о роли Армии Крайовой в Польше, Сталин отметил, что ее подразделения слабы и плохо вооружены; у них не хватает огнестрельного оружия – не говоря уже об артиллерии, танках и авиации. Когда Миколайчик высказал предложение о том, что нужно дать вооружение Армии Крайовой, Сталин ответил, что наиболее эффективной помощью советской кампании по освобождению Польши было бы образование единого правительства. Когда беседа повернула в русло обсуждения вопроса о границе, Сталин еще раз выразил позицию Советского Союза о том, что польская граница должна проходить по линии Керзона на востоке и по руслу реки Одер на западе; Польша при этом получит Гданьск, а Кенигсберг отойдет Советскому Союзу. Отвечая на претензии Польши на Львов на Западной Украине и Вильно в Литве, Сталин сказал, что, «согласно ленинской идеологии, все народы равноправны», и что он «не хочет обижать ни литовцев, ни украинцев, ни поляков». Далее он отметил, что самые большой территориальный ущерб будет причинен Советскому Союзу, который вынужден будет отдать часть Польши, некогда входившую в состав Российской империи. Затем Сталин обратился к теме славянского единства, вновь прибегнув к аналогии с Грюнвальдом: «Первый раз поляки и русские шли вместе при Грюнвальде, когда они разбили немцев. Потом у поляков с русскими были ссоры. В XVII в., при царе Алексее Михайловиче, был министр иностранных дел Ордин-Нащекин, который предлагал заключить с поляками союз. За это его прогнали. Теперь нужен поворот. Война многому научила наши народы». В конце беседы Миколайчик спросил, как Сталин предполагает окончательно урегулировать вопрос о советско-польской границе. Ответ Сталина – что этот вопрос нужно будет решить, когда будет существовать единое польское правительство, – был еще одним сигналом, что он готов работать с Миколайчиком63.
На следующий день посол Великобритании в Москве направил Идену положительный отчет о встрече Миколайчика со Сталиным: «Хотя время от времени разговор становился прямым и оживленным, в целом атмосфера была дружелюбной… С русской стороны не было никаких обвинений… Поляки были впечатлены большой «мудростью» и явным желанием и готовностью Сталина слушать. Они видели, что он, в свою очередь, был впечатлен и даже удивлен простотой и либерализмом Миколайчика»64.
Переговоры Миколайчика с руководителями ПКНО имели меньший успех. Проблемы были связаны с настойчивым требованием польского премьер-министра о том, чтобы его правительство в изгнании стало ядром нового временного правительства, и о том, чтобы партизаны, возглавляемые коммунистами, вошли в состав Армии Крайовой65. Пока Миколайчик вел переговоры с ПКНО, Черчилль и Сталин обменивались сообщениями о помощи Варшавскому восстанию. 4 августа Черчилль сообщил Сталину, что Великобритания намерена сбросить 60 тонн оборудования и амуниции в юго-западной части города. В ответе Черчиллю на следующий день Сталин выразил сомнения в том, что Армия Крайова сможет занять Варшаву, так как столицу защищают четыре немецких дивизии66.