Ипостась дракона
Шрифт:
Встряхнув головой, неким жестом отчаянной самопомощи, Алекс метнулся к ближайшей стене. По достижению оной тело, соизволив обмякнуть, разместилось на полу, где прижалось спиной к неровно крашенной чем-то синим штукатурке.
Записная книжка, в обложке искусственной кожи, извлечённая из заднего кармана не протёртых по отвороту джинсов, оказалась бесполезна. Имена, прозвища, фамилии, телефоны, даже многократно прочтённые шевелением губ про себя и не единожды вслух, не оживляли владельцев. Искусственное дыхание, увы, им уже не сделаешь, да и не очень-то и хотелось.
На чёрно-белом фото, выуженном из-под обложки за торчащий край,
Продолжая сидеть, привалившись к единственно нетронутой бедламом стене, Алекс гипнотизировал фотографию. Просьба забытых друзей не исполнялась. Сарай, ворота – нет ассоциаций. Настроение окончательно испортилось, точно прокисшее молоко, которое покинула лягушка, так и не ставшая принцессой. Разочаровавшее фото отправилось на прежнее место, вдохновлённая этим примером записная книжка вынудила Алекса привстать, обеспечивая той беспрепятственный доступ к заднему карману.
Ленивое время текло тонкой струйкой остатков опрокинутой банки вишнёвого варенья, изредка сбивая темп, наткнувшись на косточку. То ли сквозь дурман, то ли сон исподтишка напавший сюжет с фотографии, так и не пожелавший расстаться с помутнённым рассудком Алекса, ожил. Мусорной кучей сложился лодочный сарай. Друзья, предпочтя остаться незнакомцами, разбрелись кто куда. Более никто не заслонял забытого ригельного ключа в чудом уцелевшей замочной скважине на покосившихся, проеденных ржавчиной металлических воротах.
– Выходи из заточения, Александр, – посоветовал неизменно всё тот же голос, – грех не воспользоваться, пока хозяева в отлучке.
Алекс надавил на ключ и тут же расстался с фото-наваждением. За невысоким порогом распахнутых створок ворот, оттеняя мглу, парил цвета битых зеркал дракон.
Ребёнком, увидав фонтан в Петергофе, он замер, поражённый воплощением всемогущества. Магия фонтана, приковавшая детский взгляд, легко противилась окрику терявших терпение родителей, унося негодование предков извергаемым водным потоком. Сколько длилась борьба волшебства стихии с правами матери и отца, кто победил, не узнать. Память, как размокшая акварель, сплошные намёки и недомолвки.
– Выходи из заточения, Александр, – повторился дракон, не дав тому опомниться, сгрёб в охапку.
Лапа дракона, это вам не покосившаяся из прогнивших жердей сельская уборная, не упрёшься, не раскачаешь, хотя и в ней щелей хватало. Главное – вниз не смотреть между пальцами.
Едва получивший вольную от драконьих лап, Алекс коснулся конечностями пустоты, неведомым образом сформировалась неидеальная поверхность цвета серого колчедана. При весьма невкусном оттенке подножная твердь оскорбительно блестела, излишне напрягая глазные нервы. Никаких сомнений, ранее на неё не посягала нога человека.
– Неужели приуныл? Оглянись вокруг, пред тобой весь мир Эгоплеромы, – дракон манерно развалился. – Почва-грунт, извольте, что смог, создал в меру сил. Дальше самостоятельно решай, чем засеешь, только думай в глобальном, а не в приусадебном масштабе. Если сложно, кто-то вдруг отвлекает, на себя, естественно, не намекаю, попробуй глаза закрыть, включи воображение. Только на потом не откладывай, – забеспокоился дракон, – забудешь ненароком, как выглядит небо, –
– Гоор, не попытался бы ты озвучить упущенные подробности. Сейчас совсем неподходящий случай, когда краткость – сестра таланта, а тот побратим недосказанности.
– Вряд ли я ведаю о большем, всего-то и подметил, здесь, в Эгоплероме, нужные мысли можно облечь в материю. Как пример, мой эпический образ – твоими заботами и колечко дыма – моими, тому свидетели, – тут же наглядно продемонстрировал результат. – Думаю, принцип прост и понятен, да и опыт положительный копится.
Алекс, помедлив, разлёгся рядом, оказалось неудобно, точно на матрасе с острым дефицитом пружин, а то и похуже. Подложил под голову руку, надолго не хватило, быстро затекла. Покосился на дракона, подумал – терять-то особо и нечего, попросился обратно в лапу. Тот не отказал.
– К чему-то надо однозначно приступать, бездельников нигде не любят, – процитировал Алекс непредвзятую истину, худо-бедно устроившись, – небо, почему бы и нет. Ящуры, они же древние, а те плохого не посоветуют. На данный момент оно так и есть, не придраться. Пока не понятно, как я тут оказался, что представляет собой это «тут» и что вообще происходит, лучше проявлять лояльность.
– Итак, неба глубина – запросто, – укрепился бормотанием, но глаза закрывать не стал, – не много ли берёт на себя субъективный советчик, точно знакомы с ним целую вечность, – сосредоточился. Бах бабах, и небо получилось. Беззвучные фанфары. Оказалось многим проще, чем рисовать. А то бывало, воображаешь красивейшее создание, а из-под кисти лишь страх Божий нарождается, тут хоть о пейзаже речь, хоть о натюрморте.
– Добавить солнце в зенит, – Алекс усмехнулся, – не вопрос, захотелось уменьшить яркости, всё же Эгоплерома не солярий, – призвал на выручку кучевые облака. Смутился итогом, посмотрел на дракона, тот делал вид, будто ему всё равно, это досаждало. Пришлось придать результатам абстрактные формы, избавив от привычки подражать питомцам зоопарка. Творческая мука, вне зависимости от причины возникновения, – задача не для избалованных усердием трудоголиков.
Когда под ногами навязанная почва, а выше фальшивого горизонта – самодельное небо, почему-то нет желания творить себе подобных, хочется немного обустроиться. Алекс не сомневался, он либо умер, либо спит, либо в коме. Определиться точнее не получалось, так как виденные редко сны помнил фрагментарно, умирать и вовсе раньше не приходилось, а про состояние в коме только в сериале смотрел, при этом мир Эгоплеромы казался привычным и все его действия выглядели логично.
Закладка паркового ансамбля сразу на старте оголила массу физико-ботанических проблем, не все из них решились наилучшим образом. Однотипная процедура по материализации элементарных вещей, будь то травинка, песчинка и далее по смыслу, а также и более сложных конструкций – куст, дерево, россыпь камней – навели Алекса на идею создать некое подобие хранилища – кладовую Эгоплеромы. Другими словами, готовый либо незавершённый предмет не аннигилировался с концами, а просто, теряя визуализацию, растворялся в окружающем эфире. По мере необходимости объект извлекался в нужных количествах, при этом не требовалось хранить в памяти все детали до мелочей, достаточно помнить о его существовании в качестве образца, тем самым сосновый бор на десяти гектарах – минутное дело, если бы не одно «но».