Исчезающая ведьма
Шрифт:
Беата бросила ещё один испуганный взгляд на дверь и бросилась через солар, а потом вниз по лестнице. Я смотрела ей вслед. В самом ли деле у бедной Эдит была причина бояться служанки? Она казалась такой напуганной. Может, Беата причиняла ей боль или угрожала, когда они бывали вдвоём? Теперь-то я постараюсь, чтобы Беата не оставалась наедине со своей госпожой.
Очевидно, Эдит с каждым днём становится хуже. Лицо так исхудало и пожелтело, что казалось, на подушке лежит древний череп, а не живой человек. Истончённые тёмные веки закрыты, но глаза под ними безостановочно мечутся, как снующие насекомые.
Я
Я услышала тяжёлые шаги в соларе, решила, что вернулась Беата, и поспешила к двери, чтобы не дать ей войти и опять напугать Эдит, но оказалось, это Ян. Я вышла к нему в солар и плотно прикрыла за собой дверь спальни.
— Твоя мать устала. Лучше позволить ей отдохнуть.
Ян с тревогой посмотрел через моё плечо на закрытую дверь.
— Беата сказала, её мучили судороги.
— Да, но теперь прошли. Сейчас она мирно спит.
— Но я не понимаю. — Он огорчённо провёл рукой по волосам, совсем как отец. — Я посылал монахинь из лечебницы святой Магдалены ухаживать за матерью. Где же они? Почему не пришли? Вчера Тенни отнёс им сообщение, настоятельница ответила, что они должны быть здесь через час. Придётся снова отправить за ними Тенни.
— Монахини явились, как обещали, но, осмотрев твою бедную матушку, решили, что она обезумела от мозговой лихорадки. Они настаивали, что её следует держать на кровати голой, без одеял и жаровни в спальне, и постоянно обливать ледяной водой, что, по их утверждению, должно привести её в чувство.
— Мать не сошла с ума! — Крикнул Ян. — Хью Баюс нам говорил, что у неё желудочная болезнь.
— Успокойся, Ян. Незачем так расстраиваться. — Я нежно коснулась пальцами его щеки, словно он мой сын. — Как только я услышала, что они предлагают, как тут же запретила к ней прикасаться и отослала прочь. Я никому не позволю мучить твою бедную матушку. Я сама позабочусь об Эдит, как обещала твоему отцу. Я ни днём, ни ночью её не оставлю.
Теперь весь гнев Яна вылился на меня.
— Ты не имела права их отсылать! Монахини умеют лечить. Они каждый день заботятся о больных. А ты что об это знаешь?
— Они сказали, что твоя мать безумна, — осторожно напомнила я. — Ты ведь сам так не думаешь, и не захочешь, чтобы они добавляли ей новых страданий, не только жестоких, но и бесполезных. Уверена, ты бы и сам отослал тех монахинь, если бы оказался дома. Я сделала только то, что, уверена, сделал бы ты, мне известно, как ты предан матери. Прости, что я действовала без твоего согласия, но, если бы послала за тобой, к тому времени, как гонец тебя найдёт, они бы уже начали мучить бедную Эдит. А я знаю, ты ни за что не простил бы себя, если бы добавил ей новых страданий. — Я сжала его руку. — Я во всём руководствуюсь предписаниями Хью Баюса, а твой отец говорит, что в Англии нет лекаря лучше. Обещаю, я всё буду делать так, как велел мастер Хью. Я буду заботиться об Эдит, как
Март
С шипением гадюки март вползает, уходит — хвост павлиний распустив.
Глава 18
Когда член семьи отправился в дальнее путешествие, бутылку его мочи или же его нож нужно повесить на стену. Если моча остаётся прозрачной, а нож блестит, значит, с ним всё в порядке. Если же моча помутнеет или потускнеет нож, значит, он в опасности. А ежели моча испарится, а нож упадёт со стены или сломается, человек мёртв.
Линкольн
Они скакали по булыжной мостовой, из-под копыт от железных подков лошади разлетались искры. Роберт много миль глядел вверх, на замок Джона Гонта и собор, возвышающиеся на холме над Линкольном. Но это лишь прибавляло ему огорчения — казалось, он никогда не доберётся до них по этой длинной дороге.
Сообщение от Яна о том, что Эдит при смерти, шло до Роберта больше целого дня. Он немедленно выехал, но прошлой ночью был сильный ливень, дороги раскисли и сделались вязкими, словно масло. Там, где они пересекали болота, постоянно приходилось спешиваться и тащить лошадь в поводу, хлюпая по глубокой грязи и гнилым мосткам. Всякий раз, минуя церковь, Роберт крестился, молясь о чуде, что исцелило бы Эдит.
Но прибавить шагу он не решался — если лошадь вдруг поскользнётся, легко может сломать себе ноги, а то и хребет наезднику. Роберт напоминал себе, что спешить бесполезно. Либо жена уже умерла, либо, вернувшись домой, он обнаружит, что она поднялась и ей стало лучше. В любом случае, лёжа в канаве со сломанной шеей, он мало чем ей поможет.
Но когда, наконец, впереди показались низкие стены города, Роберт запаниковал, уверившись, что теперь, когда он так близко, дорога каждая минута. Он пришпорил лошадь и погнал галопом, хотя и знал, что бедное животное уже на последнем издыхании, как и он сам. Однако чувство вины и отчаянная надежда успеть вовремя гнали его вперёд.
Он с тревогой посматривал вверх, на тяжёлое серое небо. Остатки дневного света быстро угасали. Если он не поспеет к воротам до темноты, их запрут, и придётся провести ночь в гостинице при каком-нибудь монастыре или в таверне за стенами города.
Ходят слухи о беспорядках за городом из-за подушных налогов, о бандитах и головорезах, шляющихся по дорогам после наступления темноты, а потому даже хорошая взятка не заставит стражников открыть запертые ворота. В такую погоду они наверняка только и думают, как уйти в свой привратный домик да погреть над жаровней руки.
Копыта лошади застучали по Высокому мосту. Протискиваясь между двумя старухами и запряжённой волами повозкой с бочонками солёной рыбы, Роберт заставил бедных женщин отскочить к самым стенам. Они завопили, а свежевыстиранное бельё из их корзин вывалилось в грязь под колёса повозки.
Одна попыталась ухватить Роберта за ногу, требуя платы за испорченную одежду. При других обстоятельствах Роберт извинился бы и дал ей пару монет, но сейчас только пришпорил лошадь, не обращая внимания на несущиеся вслед проклятия.