Исчезновения в Гальштате

Сурков Игорь

– Да. Любопытно. Очень любопытно. Ты мне Саша дай, пожалуйста, его телефон, я запишу. Просто мне эта личность очень интересна. Даже с профессиональной стороны. Такого человека не часто встретишь…

Потом мы еще немного прошлись по городу, но быстро замерзли, и мой Евдокимоф предложил пойти в его отель. Там можно и пообедать вполне вкусно, и просто посидеть-поговорить без посторонних ушей, а заодно он хотел показать мне на компе фотографии. Отель называется «Бардин», и мне там очень понравилось. Я в таком месте был впервые. Мы сидели на кровати в его номере и смотрели фотки на планшете. Там были Анна – худощавая симпатичная молодая женщина, очень похожая на него. С мужем. Были еще фотки с их свадьбы. Еще показал фотки его умершей жены. Но так и не рассказал, отчего она погибла. А я постеснялся спросить. Потом еще

его старенькую маму и фотки из его детства, где он с отцом. Много фотографий его дома в Вене и сада, и все как в фильмах. Смотрели еще фотографии квартиры в Москве. Она тоже показалась мне очень большой и роскошной. Но я ничего толком не успел запомнить, и он, поняв это, сказал, что сбросит мне всю эту информацию с фотками и видео на флешку и я потом смогу спокойно все, не торопясь, посмотреть. Я смотрел картинки этой незнакомой мне, красивой, обеспеченной жизни, и она казалась мне далекой и чужой. Но я смотрел на него и понимал, что это все и есть его жизнь. И мне придется во всем этом разобраться и привыкнуть к новым мечтам, городам, странам и людям. Я был немного в тумане от всего увиденного. Мне даже казалось, что это все как кино.

Потом он захлопнул планшет и сказал, что и так слишком много всяких впечатлений на сегодня. И пора обедать. Мы спустились вниз, в ресторан. Снова все было очень красиво и очень вкусно. Потом я пошел в номер, а он попросил девушку на ресепшн вызвать их менеджера или управляющего. Появился менеджер, в белой рубашке и галстуке. Евдокимоф попросил его посоветовать какого-нибудь опытного юриста, который может вести гражданские дела в Новокузнецке. Менеджер обещал непременно помочь. Через полчаса он постучался в дверь и принес записку с телефонным номером. Евдокимоф сразу же набрал:

– Добрый день, уважаемый Григорий Аронович. Мне посоветовал обратиться к вам управляющий отеля «Бардин». У меня к вам следующий вопрос. Не могли бы вы вести здесь в Новокузнецке дела одного пятнадцатилетнего подростка, которого я намерен взять под опеку. Я послезавтра улетаю в Москву, но хотел бы, чтобы в мое отсутствие ребенка кто-то опекал с правовой точки зрения. Необходимо уладить все вопросы с оформлением его под мою опеку. Это – во-первых. Во-вторых, надо срочно оформить заграничный паспорт мальчику… нет-нет. Я имею двойное гражданство и, соответственно, считаюсь тут российским гражданином. Третье – это подготовить все документы для австрийской визы по списку, который я вам вышлю. Вы можете взяться за решение этих вопросов? Или, может быть, посоветуете кого-то, кто мне сможет помочь? Нет, с документами с моей стороны проблем точно не будет. У меня и сейчас почти все документы есть на руках, и я вам их оставлю. В любом случае есть экспресс-почта и регулярные авиарейсы. Так что все, что может понадобиться с моей стороны, будет вам доставлено. Ну, раз вы не видите проблем, я прошу вас приехать ко мне в отель завтра к десяти утра с бланком доверенности и договором на юридическое обслуживание. Оплату обсудим. Ну, раз вопросов больше пока нет, позвольте проститься с вами, Григорий Аронович, до завтра. Спасибо. И вам хорошего вечера…

Я все это слушал и думал, как просто он решает все проблемы. Он такой умный! Я бы хотел тоже быть таким. Он заторопил меня.

– Давай, Саша, одеваемся. Нам еще надо в салон связи зайти. С роумингом для тебя разобраться. Ты тут побудь в комнате пять минут, а я сейчас отойду ненадолго. Он вышел вместе с телефоном – наверное, не хотел при мне звонить… Потом мы зашли в «Мегафон» и подключили меня к связи. Он сразу же положил мне на телефон три тысячи, чтобы я мог звонить ему. Потом мы поехали на троллейбусе в банк. И там он выяснял, можно ли мне сделать дебетовую карту, но выяснилось, что нельзя. Нужно согласие родителей, которых у меня нет. Он немного расстроился, но потом сказал мне, что это все не страшно. У нас же есть стряпчий, Григорий Аронович, – через него в случае чего и можно будет оплатить и изготовление загранпаспорта, и все остальные возможные мои расходы на оформление. В этот вечер он не поехал меня провожать до самого детского дома, а только посадил в маршрутку. Сказал, что будет вечером еще встречаться с одним человеком. Потом я узнал, что человеком этим был Игоряша…

Вечером все опять были в холле нашей группы, и я рассказывал, что мы делали сегодня. Но теперь уже мало кто удивлялся. Только Ромка

и Витямба иногда уточняли некоторые моменты моего второго дня с Евдокимофым. И я снова радовался тому, что, отвечая на их вопросы, и сам некоторым образом, систематизирую информацию, и главное – окончательно осознаю, что гостевой режим – это уже реальность, и в Москву на весенние каникулы я тоже, наверное, поеду, и он уже заботится обо мне…. Я еще раз запросил сотового оператора, и мне пришла эсэмэска: да, на моем счету три тысячи рублей. Я еще рассказал им про стряпчего Григория Ароновича, который будет меня теперь курировать по всем юридическим и финансовым вопросам, и про загранпаспорт. Медведев спросил, не повезет ли меня теперь опекун случайно в Диснейленд? Я ответил, что не знаю этого, но то, что поеду теперь в Вену и еще наверняка в Италию, в Бергамо, – это очень вероятно.

Почти весь третий день до самого вечера мы гуляли с Евдокимофым по городу, заходили погреться в кафе, обедали в том самом стейкхаусе, куда Игоряша водил перед конкурсом танцев Витямбу. Даже немного прошлись по «Планете». Он спрашивал меня о моих вкусах в одежде и обуви. Как бы просто так – типа ему интересно, совпадают наши вкусы или нет. С самого утра он предложил мне нечто вроде игры «любишь – не любишь». Это касалось всего. Например, он сказал, что он любит гороховый суп, харчо, щи, том-ям. А вот борщ и рассольник не особенно. К грибному супу и куриной лапше относится нейтрально: ест, но не то чтоб прямо обожает. Дальше отвечать на этот вопрос должен был я: гороховый тоже люблю, и щи, и грибной очень. Том-ям и харчо – не знаю, не пробовал. К борщу отношусь нейтрально, а рассольник тоже терпеть не могу.

– Ну вот, – резюмировал Евдокимоф, – теперь все ясно. Самыми распространенным супами в нашей семье, значит, будут щи и гороховый. Грибной тоже будем готовить, так как по статистике он твой любимый, а мой – нейтральный. Борщ тоже будет, но не так часто, так как я его не очень… А рассольник у нас из меню исключен. Вот так и должно быть в хорошей дружной семье. Все имеют право голоса, и вкусы каждого учтены. И при этом никто не должен быть лишен возможности хоть иногда употреблять то, что ему нравится. Согласись – это самый мудрый подход к совместному проживанию.

– Здорово! Давай будем все вопросы так решать, – предложил я. – Думаю, что харчо и вот этот второй суп, что трудно запомнить название, мне тоже понравится, как и тебе.

– Почему ты так думаешь? – улыбнулся он.

– Ну-у… не знаю. Просто пока что все, что ты говоришь, мне очень нравится. Суп тоже понравится наверняка.

– Мне приятно это слышать. Я, кстати, считаю, что наши вкусы совпадают неслучайно. Раз у нас много общих увлечений: музыка, литература, музеи, природа, то и другие вкусы вполне должны совпасть. Все-таки как правильно, что я именно к тебе приехал!

И он слегка приобнял меня за плечо.

И мне было приятно это его проявление доброты! Ребятам домашним кажется смешным, что для детдомовцев так важен именно такой, тактильный контакт со взрослым. Они привыкли, что с самого раннего детства их все время кто-то из близких ласкает: мама целует в щечку, папа взъерошивает волосы, дедушка водит за ручку в детский сад, бабушка треплет за щечку, а младшая сестра забирается на колени и обнимает за шею… А кто обнимет и приласкает детдомовца?! Некому. Учитель не станет тебя целовать за хорошую оценку. Это делает только мама. Поэтому каждый детдомовец втайне мечтает о физическом прикосновении любящего взрослого. И даже сейчас, когда мне уже скоро шестнадцать, укладываясь вечером в кровать, я закрываю глаза и мечтаю, что рядом со мной сидит на краешке моей кровати мама и гладит меня по головке, укрывает получше одеялом и, желая мне спокойной ночи, целует меня, как маленького… И в этот момент на душе у меня делается так сладко! Так хорошо! И я засыпаю счастливым.

Так мы играли почти целый день, и я узнал много всего про него и его вкусы и предпочтения, а он – про мои. Когда мы заговорили про запахи, я сказал, что мне очень нравится одеколон, которым пользуется наш Игоряша, но я не помню, как он называется.

– Он называется «Нарцисо Родригес». Кажется, это тот, что в сером флаконе.

– А откуда вы это знаете? – я вдруг снова перешел на «вы».

– Мы вчера вечером встречались с твоим учителем. Тебя это смущает?

– Нет. Просто я удивился. Вы… Ты меня не предупредил вчера.