Исчезнувшие без следа
Шрифт:
– Подходит, – сказал Дружинин. – Вот этот – подходит.
Чего-то подобного он и ожидал. И теперь радовался тому, что его ожидания подтвердились. Он шел по верному следу, и разгадка была уже где-то близко.
Глава 39
Следов человека, который в «Антитерроре» был известен под фамилией Крамаренко, так и не удалось отыскать, поэтому Дружинин вплотную занялся Дегтяревым – это был реальный след.
Удалов, при всех своих связях, не сумел раздобыть личного дела лейтенанта Михаила Дегтярева, но зато
– Звони! – сказал Удалов.
– Я не знаю, что им говорить, – признался Дружинин.
– Скажешь – вместе учились в пехотном училище.
Со Слободским соединили быстро. Женский голос, немолодой. Наверное, мать.
– Я вам из Москвы звоню, – сказал Дружинин. – Мы вместе с вашим Мишей учились в военном училище. У нас тут встреча готовится… выпускников… – Всегда сбивался, когда врал. – И его хотим пригласить тоже.
– А Мишеньки нет, – сказала женщина и заплакала.
Она плакала долго, а Дружинин терпеливо ждал. Не смел ни о чем спрашивать.
– Похоронили мы Мишеньку… сыночка… не уберегся…
– К-как похоронили? – спросил с запинкой Дружинин.
Он-то надеялся, что этот след приведет их к разгадке, а получалось – вытянули пустую фишку. То, что еще час назад казалось верной перспективой, теперь не значило ничего, и им предстоит все начинать сначала.
Удалов смотрел в растерянное лицо Дружинина и ни о чем не спрашивал – только помрачнел еще больше.
– Что с ним случилось? – спросил Дружинин.
– Убили его… в Чечне…
Все слова – сквозь слезы.
– В Чечне его убили, – сказал Дружинин, прикрыв трубку рукой. – Я ничего не понимаю, честное слово.
– Спроси – когда? – подсказал Удалов.
У него в голове уже начала выстраиваться какая-то схема, но все еще было слишком туманно – не хватало деталей.
– В феврале девяносто пятого.
– Так ведь все сходится! – воскликнул Удалов. – Дегтярев был ранен в феврале!
– Но ведь не убит же, – мрачно сказал Дружинин.
Они переговаривались, а на том конце провода плакала безутешная мать. В конце концов Дружинин не выдержал и, что-то извинительное пробормотав в трубку, бросил ее на рычаг, словно она обжигала ему руку.
– Поедешь туда, Андрей, – сказал Удалов тоном, не допускающим возражений.
Картина в его голове становилась все отчетливее, но самых важных фрагментов все еще не хватало.
– Поедешь в этот Слободской, посмотришь на мать, на дегтяревскую могилу, все увидишь своими глазами. Очень странная история, Андрей.
Дружинин долетел самолетом до Кирова, дальше, до Слободского, – на такси. Дегтяревы жили на самой окраине, в старом деревянном доме, стены которого снаружи потемнели от времени.
Дверь ему открыла старая сгорбленная женщина. Он подумал – бабушка, а оказалось, что это мать Дегтярева.
– Это я вам звонил, – сказал Дружинин. – Из Москвы. Мы с вашим Мишей вместе учились.
Женщина часто-часто закивала и снова заплакала. Слезинки выкатывались из глаз и терялись в многочисленных морщинах.
Внутри дома было бедно, но опрятно. На полу лежали вытертые за долгие годы половички. Тикали на стене ходики, отсчитывая уже не первое десятилетие. Подушки на кровати были сложены по-старому – пирамидой.
– Он погиб в Чечне? – спросил Дружинин.
– Да.
– А похоронен где?
– Здесь он, здесь сынок мой.
– Я хочу сходить к нему на могилу.
Женщина ушла в соседнюю комнату и вернулась уже в пальто и платке. Половицы под ее ногами жалобно скрипели.
Кладбище оказалось неподалеку. Дружинин шел молча – хотел о многом расспросить эту женщину, но боялся неосторожными вопросами себя выдать. И она тоже ничего не говорила, потому что все время плакала.
Миновали кладбищенскую ограду. Здесь было тихо и безлюдно. Прошли по дорожке, свернули раз, потом другой – здесь был коротенький тупичок и в этом тупичке – могила. Они как раз в нее и уперлись.
– Вот, – сказала женщина сквозь слезы. – Мишенькина могилка.
С фотографии на памятнике на Дружинина смотрел молодой и веселый парень. Дружинин этого парня знал. Тот сейчас жил в Петрозаводске и носил фамилию Марков.
Глава 40
Подруга Светланы обладала гордым именем Бронеслава, имела двадцать с небольшим лет от роду, роскошную косу и высшее медицинское образование. Последнее обстоятельство Шаповал особенно оценил. Он предупредил Бронеславу, что обо всем, что она сейчас увидит, она должна хранить полное и безусловное молчание, и, когда заинтригованная Бронеслава поклялась здоровьем своей мамы, – продемонстрировал свою рану. Бронеслава немного побледнела, но только и всего, а это было ей простительно – со своим высшим медицинским образованием она была способна отличить огнестрельную рану от любой другой, и как было ей не побледнеть, если она немедленно должна была бы побежать куда следует и сообщить об этом, но она никуда не побежала, а молча и старательно обработала рану и сменила повязку.
– Спасибо, – сказал Шаповал. – Даже в нашем госпитале девочки не умеют это делать лучше, чем ты.
Он давал понять, что ничего особенного не происходит и Бронеславе не следует волноваться. Бронеслава зарделась от смущения.
– Как тебя зовут самые близкие? – осведомился Шаповал. – Броня? Или Слава?
– Славушка.
И снова – багрянец во всю щеку. Шаповал засмеялся. У него было прекрасное настроение все эти дни, которые он жил вне Москвы. Пока был в Москве, еще не совсем отчетливо понимал, что уходит из «Антитеррора», и только здесь пришло осознание, что жизненный поворот свершился.