Исход
Шрифт:
— Какие еще… Уф! — лейтенант не мог игнорировать головы тварей.
Они ведь были прямо перед ним, эти страшные морды, они истекали кровью, и не походили на муляжи. Да и сам он вместе с другими своими сослуживцами не раз и не два прохаживался у Бурдока, разглядывая уничтоженных монстров и втайне радуясь, что появился хоть кто-то, кто не получал приказа не видеть.
— Почтенный Ферстаппен и его слуги обещают проследить, чтобы пожар не перекинулся на соседние строения, — проговорил Буревестник, и купец-популяр быстро-быстро закивал. — А мы отправимся к Мельничному ручью, что недалеко от Ремесленной стороны. Говорят, там завелось какое-то болотное чудище, нападает на горожанок и жрет домашнюю скотину…
И,
— Подождите! Подождите, ваше высочество! — главный стражник, лязгая латами, подбежал к Аркану. — Мне, наверное, нельзя это говорить, но… Но я знаю, что вы делаете. Я… Мы, все честные люди, которые служат в страже, мы тоже пытаемся делать что-то, однако… Однако, согласно официальным документам — химеры и прочие твари суть суеверия и ересь, вы правильно сказали. Ересь или не ересь — но за время вашего присутствия в Кесарии число обращений о пропаже горожан и количество трупов, которые находят на улице, снизилось вдвое! Поэтому — спасибо вам, и… И знайте — не все кесарийцы вас ненавидят. Не все думают, что вы во всем виноваты… Есть те, кто уверен в обратном.
— Как тебя зовут, лейтенант? — голос аскеронского герцога стал грустным.
— Лантье… Дю Лантье, ваше высочество. Колен дю Лантье. Я с Запада…
— Я дам тебе два добрых совета, Колен дю Лантье с Запада, ты не против?
— Я весь внимание, ваше высочество, — чуть наклонился вперед лейтенант.
— В ночь после Имперских выборов возьми всю свою семью и зайди в свой дом и крепко-накрепко закрой все окна и двери… И не выходите никуда до вечера следующего дня. А еще лучше — уволься со службы прямо сейчас и приезжай в Аскерон, и постучись в Цитадель Ордена Зверобоя, и скажи, что я пригласил тебя. Это самый лучший совет… А второй, похуже: когда тебе дадут в одну руку факел, а в другую — меч, и отправят не Ремесленную сторону, возглавлять людей, идущих убивать ортодоксов, особенно не усердствуй и не рвись вперед, а еще лучше — разожги костер на берегу Рубона со своими людьми и сделай вид, что караулишь бегущих, но сам не предпринимай ничего против нас… Иначе проклянешь ты тот день, когда родился на свет, клянусь тебе!
Аркан вскочил в седло и тронул пятками бока Негодяя, который злобно всхрапнул и рысью двинул вперед. Зверобои последовали за своим предводителем.
— Патрик, мне нужно снова достать на свет Божий башелье Беллами, — сказал южанину Аркан. — Придется прошвырнуться по трущобам, пообщаться с Гавором и Сухарем… Наша армия местных ублюдков должна быть готова в назначенный час двинуть не на Ремесленную сторону, а к местам обитания ванъяр, в первую очередь — к консульству. С теми подонками, которых собирает под свои знамена незабвенный Ромул, дела нельзя пускать на самотек… Утром мы с Ёррином будем ждать тебя в том кхазадском кабачке, где подают свиную грудинку с грибами, принесешь мне туда наряд поприличнее. И не забудь плащ и герцогский обруч, ладно?
— Орра, выстираю и выглажу обруч и надраю плащь надфилем лично! — мотнул головой Доэрти. — Главное не перепутать… Кстати — я так и не пробовал тамошние грибы! А вообще… Грибы, надфили, чудища, выборы, Синедрион — все это мне уже осточертело. Знаешь, твое высочество, что мне напоминает нынешняя Кесария? Гнойный прыщ. Болит, зудит и никак не дозреет. И очень хочется уже его проткнуть и прижечь, вот что. Хотя и знаю — будет больно, и много грязи и крови. Скорей бы уже, а?
— Три дня, Патрик. Осталось три дня.
* * *
Буквально три часа назад он пил вонючую водку с портовым и трущобным отребьем, которые почитали Ромула Беллами за своего кумира, матерились и плевались через слово. А теперь — должен был вращаться в высших слоях общества, с теми, кто мнил себя имперский элитой. Высший свет собирался на Дворцовой стороне, мечтая развлечься на торжественно приёме по поводу будущих имперских выборов.
Рем поспал едва ли час после сумасшедшей ночи, и теперь мечтал только об одном: его могла бы спасти большая чашка ко. Териак уже почти не помогал, а вот ко — мог бы и сработать.
Ромул Беллами — мрачное аркановское альтер-эго — всю ночь проповедовал ксенофобию и нетерпимость к эльфам среди главарей шаек кесарийской уличной шпаны. Ему самому было мерзко от этого, но слишком много мерзостей он уже натворил на своем пути, чтобы смущаться еще одной. Человек Который Убивает Эльфов — вот как меж собой величали Беллами обитатели кесарийского дна, ни больше, ни меньше. Тот, кто открыл окно Овертона. Поговаривали — на Торговой стороне в переулке уже ограбили пару ванъяр, а на Рыбацкой — совершенно случайно под туринн-таурцем, который вез некую благодродную, но не самую благовоспитанную девицу покататься на лодочке по Рубону, обвалились мостки. А еще, говорят, целый эльфийские караван с тканями и драгоценности канул в небытие в семи верстах от Кесарии, а остроухих негоциантов и охранников нашли развешанными вдоль дороги… И таких случаев становилось все больше. Слишком долго северные эльфы считались высшими существами, неподвластными закону, творящими что вздумается… Слишком много людской злобы накопилось в сердцах. Нужен был только повод. Одна лишь капля, которая преисполнит чашу терпения человека.
— Ваше высочество? — у Аркана не было дамы, которая могла бы его сопроводить, и потому он нервно кивнул мажордому, встречающему гостей Дворца у подножия крыльцовой лестницы, и зашагал вверх по ступеням.
Пройдя пару шагов вверх, Буревестник оглянулся на Патрика. Тот кивнул и показал большой палец — один из самых древних жестов. Все в порядке. Все на своих постах. Всё — будет.
Ступеней тут было ровно сорок, и молодой герцог радовался, что не надел тяжёлые доспехи. Его цель была там, за золочеными воротами, в Большом Холле, где уже собрались ортодоксальные властители, и в их компании Рем мог бы чувствовать себя в своей тарелке. Пока же — напыщенные кесарийские вельможи в богато украшенных дублетах, узких шоссах и пуленах с загнутыми носами, в сопровождении дам в платьях с откровенными декольте и причудливыми прическами обтекали мрачно шагающего вверх по лестнице аскеронца двумя шумными потоками. Конечно, тот самый черный плащ с багряным подбоем и герцогский обруч возвещали всем о его статусе, но… Причин сторониться страшного Буревестника у высшего света Кесарии было явно больше, чем желания засвидетельствовать ему свое почтение.
Наконец, лестница кончилась. Герольды у дверей сверились со списком, засуетились… Все эти знатные кавалеры и дамы входили в зал через две маленькие боковые дверцы, но Аркан — он ведь был мало того герцог, так еще и принцепс электор! Поэтому перед ним распахнули главные ворота.
— Тиберий Аркан Буревестник, Божьей милостью герцог Аскеронский, принцепс электор! — герольд заорал так, будто ему прямо сейчас прижигали спину каленым железом, трубачи исторгли из своих инструментов истошный звук, и Рем прошествовал внутрь.
Первым, что он почувствовал стало жуткое амбре из парфюма всех оттенков и ароматов. Правду говорили — оптиматская знать таким образом маскировала проблемы с гигиеной. Впрочем — они это проблемой не считали. Во вторую очередь Аркан обратил внимание на великолепные фрески с изображением деяний императоров династии Моро. И это было прекрасно: тепер герцог знал, чем займётся во время приема: пойдет по кругу и попробует насладиться искусством… Потому что публика, поначалу с интересом и некой брезгливостью глядевшая в его сторону, уже спустя несколько мгновений вернулась к своим очень важным делам и разговорам.