Искатель. 1974. Выпуск №5
Шрифт:
Поджав губы, он со скорбным видом поклонился и, стараясь держаться прямо, зашагал к столу с выпивкой.
— Я с ним совершенно согласен. Как был согласен и в прошлый раз, когда слышал от него это же самое — он объяснялся тогда с другой дамой. Здравствуйте, миссис Логова!
Человек в больших очках галантно прикоснулся губами к руке Алены.
— Добрый вечер, мистер Дирксен. Вы, как всегда, злы!
Алена познакомилась с первым секретарем посольства западной державы Дирксеном и его женой на таком же вот приеме. Он бегло изъяснялся на местном языке, отлично знал страну и был прекрасным рассказчиком. Алене нравилось
— Зло привлекательно, миссис Логова, а добродетели угнетают. Представьте сплошь добродетельного человека. Кошмар! От тоски умереть можно!
У Дирксена улыбались губы, весело двигались ямочки на щеках, и только глаза источали стужу, и толстые стекла очков не спасали от нее.
— Люди бывают неоправданно злы, — сказала Алена. Она не понимала, шутит Дирксен или нет.
— Такова психология людей, — продолжал Дирксен. — У Джека горит дом. Собралась толпа. Радуются. У одного из зевак осведомляются, почему он ликует. Он с Джеком в ссоре? Тот отвечает: «Нет, с Джеком я незнаком, но все равно приятно». От подобных людей я и хочу предостеречь вас, миссис Логова.
Логова удивленно взглянула на Дирксена.
— Вы говорите загадками.
— Напротив, я предельно откровенен. И чтобы доказать это, поведаю короткую сказку. Возможно, она покажется вам знакомой, но ведь новых сказок и не бывает. Пойдемте в сад, там прохладней. Не возражаете? Благодарю вас.
Дирксен крепко взял Алену под руку, и она послушно пошла рядом.
Высоко над садом, над верхушками пальм, уходила в бесконечность прозрачная чернота, по которой рассыпались сверкающие песчинки звезд. В этих широтах ночь не снимала зной, она лишь меняла его цвет — огненно-золотой на угольно-черный, и если бы не ветер, изредка налетавший с побережья, в саду дышалось бы не легче, чем в зале.
— Следуя велению времени, — начал Дирксен, — в одном тропическом государстве вместо варварского праздника жертвоприношений многочисленным богам решили устроить вполне цивилизованные международные спортивные состязания. Понаехала масса гостей, которым все в этом государстве было в диковинку и потому казалось необыкновенно интересным. Некоторым особенно пытливым гостям очень хотелось увидеть знаки страшного наследия, оставленного проклятыми колонизаторами. — Дирксен шутовски раскланялся. — И чтоб не заблудиться в этих знаках, гости прибегли к услугам местного «Сусанина», не старика, как в вашей знаменитой опере, а молодого человека, бойко болтавшего по-русски. Молодой человек то ли сам заплутался, то ли еще почему, но вывел гостей прямо к нашему посольству. А там поджидали, как любят у вас выражаться, падкие на сомнительные сенсации буржуазные репортеры. Еще с утра кто-то предупредил их, что группа молодых спортсменов из некой страны явится в это посольство просить политического убежища…
Дирксен остановился и внимательно посмотрел на Алену. Лицо ее, освещенное светом, падавшим с веранды, выделялось в темноте белым пятном. Дирксен наклонился к Алене так близко, что почти коснулся очками ее лица.
— Догадываюсь, о тропическом варианте сказки про Сусанина вы еще не слыхали. Да и верно, произошло это всего четыре часа назад. Должен сказать, «Сусанину» не повезло. Молодые люди здорово намяли ему бока — двое из них оказались
— Зачем вы мне это рассказываете, мистер Дирксен? — удивленно начала Алена. — Я вас не понимаю!
— Не понимаете потому, что сказку я не закончил. Так вот, незадачливого «Сусанина» рекомендовала в гиды соотечественница молодых спортсменов, жена некоего дипломата. Об этом обстоятельстве репортеры пока не подозревают. Но только пока. Если какой-нибудь писака проведает о рекомендации, имя дипломата попадет на первые страницы газет. Последствия незавидны. Сами понимаете…
Алена закрыла глаза и бессильно опустила руки.
— Миссис Логова, иногда мне удается угадывать чужие мысли. Хотите, я скажу, о чем вы сейчас думаете? — Дирксен сделал паузу, пристально вглядываясь в лицо Алены. — Вы думаете, что журналистам трудно что-либо доказать: свидетельству провокатора серьезные люди не поверят, а организаторы соревнований не станут впутывать советское посольство, и жене дипломата нечего опасаться. Я правильно говорю, миссис Логова? — Дирксен на минуту умолк и назидательно добавил: — Однако не следует недооценивать возможности прессы.
Алена огляделась, будто искала помощи, но в саду посольства было пусто. И Алена решилась.
— Жена дипломата, наверное, нуждается в добром совете, мистер Дирксен? Как ей поступить? — тяжело выдохнула она.
— Как? Честно признаться мужу, сообщить его начальству. Я почему-то уверен, что он и его коллеги в посольстве еще ничего не знают.
— Это невозможно. Он может не простить ей.
— Что ж, в таком случае можно сделать иначе, — сочувственные нотки по-прежнему звучали в голосе Дирксена. — Из местных журналистов следует опасаться некоего Сумани: он вроде бы как-то докопался до истины. Шантаж — его хлеб, это известно. У меня есть компрометирующий материал на самого Сумани. Я припугну его, и он не осмелится навредить бедной женщине. Так что особых оснований для тревоги пока нет. Если Сумани появится в доме некоего дипломата, — Дирксен усмехнулся, — сообщите мне. И пусть это будет наша маленькая тайна. — Дирксен легонько пожал руку Алены. — Мне доставляет радость, когда хорошенькая женщина делит со мной свою тайну.
Прием подходил к концу. Народу в зале заметно убавилось. Официанты разносили остатки закусок и уже не откупоривали бутылки, а наполняли бокалы и рюмки из тех, что были открыты раньше. Алена и Дирксен взошли на веранду и тотчас оказались в плену у дамы с кулоном.
— Здравствуйте, мистер Дирксен! Добрый вечер, миссис Логова! — затараторила она. — Я не помешаю разговору?
— Нисколько. Опасаюсь, однако, что беседа наша быстро вам наскучит. Мы говорили о камнях.
К Дирксену вернулась насмешливая холодность.
— О камнях?
— Да, о камнях, представьте. Я рассказывал миссис Лотовой притчу. Два приятеля подошли к древнему полуразрушенном храму. Один воскликнул; «Как я завидую этим камням! Сколько они повидали на своем веку — трагического и смешного, прекрасного и отталкивающего!» — «И все это можно было бы описать в романах, стихах», — добавил другой. А камни промолчали. Ведь они были просто камнями.