Искатель. 1976. Выпуск №6
Шрифт:
Латышев внимательно взглянул на Лорку, потом прикрыл глаза густыми седыми бровями и спросил:
– Тимур любил свою жену? Я имею в виду настоящую любовь. Как близкий друг, вы должны знать об этом.
Лорка не отвечал, удивленно глядя на старого профессора.
– Я спрашиваю не из праздного любопытства, - в голосе Латышева послышалось раздражение.
– Думаю, что любил.
– Думаете?
– Уверен.
Старый профессор секунду пристально смотрел на Лорку, потом отвел взгляд, пожевал губами и ворчливо спросил:
–
– Говорили.
– Чепуха, - сказал старик сердито, - не верьте этому.
– И пояснил удивленному Лорке: - Это верно лишь в отношении сознательной памяти, а мозг неизмеримо глубже этой верхней надстройки. Если бы амнезия была тотальной, разрушилась бы не только сознательная, но и подсознательная, родовая, память. Исчезли бы все инстинкты и безусловные рефлексы. Остановилось бы дыхание, замерло сердце, прекратился обмен веществ. Люди умирали бы в ходе самой юнизации. Но они живут! Я уверен, - Латышев костяшками пальцев сердито постучал по своему высоченному лбу, - прошлое крепко хранится в их головах и после юнизации, но оно спит! Спит летаргическим сном, а я, старый, не знаю, как разбудить его.
Латышев пошевелил губами и, глядя в сторону, продолжил:
– Есть одно чувство, глубокое, как сама жизнь. Любовь. Я не верю, что настоящую любовь может стереть клиническая амнезия. Раньше остановится сердце, а потом уже умрет любовь.
Латышев замолчал. Лорка сидел тихонько, боясь потревожить его мысли. А старик потёр ладонью лоб и продолжал уже другим тоном, в котором не было ни ворчливости, ни скрытой боли, зато слышались менторские нотки:
– Любовь, как я мыслю, и есть та самая ниточка, которая может из бодрствующего подсознания привести в спящий разум. И разбудить его.
Он вдруг оборвал себя, в упор взглянул на Лорку и предложил:
– Вот если вы уверены, что Тимур Корсаков искренне и глубоко любил свою жену, можно рискнуть и устроить им встречу.
– А в чем риск?
Латышев объяснил это толково, подробно, обстоятельно. И пока он объяснял, сочувственно и в то же время чуточку ехидно поглядывал на Лорку. Федор внутренне поеживался - для любящего сердца риск был страшным.
13
Валентина пришла запыхавшись, щеки ее зарумянились от быстрой ходьбы, волосы растрепались.
– Что случилось, Федор?
– напряженно улыбаясь, спросила она.
– Почему от Тима нет вестей?
Лорка улыбнулся ей в ответ.
– Сейчас объясню. Сядем, Валя. Так будет удобнее.
Беседка была скрыта в густой зелени. Лорка, придерживая за локоть, бережно усадил Валентину на диван.
– Валентина, - сказал он без паузы, - об этом вы должны были узнать раньше. Но все так перепуталось.
Он умолк, потому что Валентина стала бледнеть.
– Он жив?
– шепотом спросила
Бледность Валентины приобрела меловой оттенок, по глазам ее Федор понял - она вот-вот потеряет сознание.
– Успокойтесь, - он сел рядом и взял ее за руку, - жив.
Руки ее были влажными и вялыми. С заметным усилием она овладела собой.
– Жив?
– недоверчиво переспросила она.
– Жив, - подтвердил Лорка, - вы сегодня сможете его увидеть.
Кровь медленно приливала к ее щекам, мелкие капельки пота высыпали на верхней губе, глаза переполнились слезами.
– Зачем же вы так?
– с укором сказала она.
Тут наконец слезы хлынули из ее глаз.
Лорка молчал. С нелегким сердцем он думал о том, что главное объяснение с Валентиной еще впереди. Вот он сказал ей, что Тим жив. И это правда, но не вся правда.
Лорка глубоко задумался и перестал контролировать себя. Лицо его отяжелело.
– Тим тяжело болен, Валентина, - начал он издалека.
Она перебила с вновь вспыхнувшей тревогой:
– Он может умереть?
– Нет!
– Он изувечен…
– Нет, уверяю вас.
– Да что же с ним такое?
– с сердцем спросила она.
– У него - амнезия, - Лорка, решившись наконец открыть ей истину, сказал это, будто прыгнул в воду холодную.
– Что?
– Она не поняла, а поэтому испугалась.
– Амнезия, - пояснил Лорка, - полная потеря памяти.
– Да-да, знаю, - быстро сказала она.
– А это страшно?
Наморщив лоб, Валентина настороженно вглядывалась в лицо Лорки. Она не столько вникала в смысл его слов, сколько вслушивалась в интонацию его голоса, старалась догадаться, чем все это грозит ее Тиму. В эти мгновения она была почти ясновидящей, бесполезно пытаться скрыть от нее правду или смягчить ее.
– Страшно, Валя.
Она отвела глаза, задумалась, потом спросила быстро:
– Он и меня забыл? И Ниночку?
– Забыл.
– Совсем?
– Совсем.
– Навсегда?
Большие серые глаза Валентины смотрели на Лорку опустошенно, только где-то в самой их глубине пряталась отчаянная искра надежды.
– Может быть, и нет…
Она сразу оживилась.
– Может быть?
– Да, если вы согласитесь пойти на риск.
– Конечно, соглашусь, - Валентина уже улыбалась.
– Рисковать-то придется не собой.
Она сразу потускнела.
– А как же?
– Да в принципе-то очень просто. Вам нужно встретиться с Тимом - вот и все. Профессор, который его лечит, надеется, что Тим вас вспомнит. И тогда болезнь его пройдет.
Лорке и в голову не пришло рассказать Валентине, какое жесткое условие выдвигал Латышев как основу для преодоления амнезии - Валентину и Тимура должна связывать подлинная, настоящая любовь. Только тогда возможна победа над забвением.
– А если не вспомнит?
– Тогда придется ждать - годы, десятилетия, а может быть, и всю жизнь.