Искатель. 2014. Выпуск №4
Шрифт:
— Но в радиусе же района, — произнес старлей.
Неушев усмехнулся.
Уазик остановился у парикмахерской. К машине подошли Куркин и Бадыкин. Комлев вылез. — В зоне поста все нормально! — браво выпалил Бадыкин и спросил: — Ну, как там, проясняется мой квартирный вопрос?
— Проясняется, — вздохнул Комлев.
— И когда же я получу?
— Ишь, прыткий какой! Пока ордера выдают очередникам двадцатилетней давности…
— Неужто я двадцать лет ждать должен?
— Может, и больше.
— Так у вас вся милиция разбежится.
— А вы думаете, вам вперед
— Но бывают же исключения. Небось, директор станкозавода столько не ждал?.. А начальник милиции?..
— Вот и сходите к нему.
— Я уже все пороги здесь истолок. Больше идти не к кому. Все на безразмерную очередь кивают, а сами — в обход. Потому что номенклатурой называются. А мы — не номенклатура? Сортом ниже? Вот и корячься тут на всех ваших перекрестках, да в подворотнях. Не могу больше, пошел! — бросил фуражку на асфальт и направился прочь.
— Бадыкин! Бадыкин! Куда вы? — закричал Комлев, озираясь по сторонам. — Догоните иго! — приказал Куркину.
Тот поднял фуражку и побежал за Бадыкиным. Через минуту они вернулись.
— Здесь же прохожие, — произнес укоризненно замполит.
— А я что, не человек? — Бадыкин взял фуражку у Куркина, надел.
— Все равно. Так нельзя, — сказал Комлев, заспешил в уазик, который стазу же тронулся.
— Афанасий Герасимович! — заговорил Неушев. — Зря вы так. Теперь Бадыкин службу знаете, куда пошлет… А он старался всё-таки. Гундарев ему никогда бы так не ответил. Он спросил бы Бадыкина: «А где же ты голубчик, на очереди стоишь?» Тот, естественно, в ответ: «Нигде». Тогда бы Гундарев другой вопрос задал: «А почему?» И теперь только бы спрашивал Бадыкина: «Ну, собрал документы? Встал на очередь?» А напоследок и еще вопросы подкинул: «Сходил ли ты туда? Сходил ли ты сюда?», и Бадцкин сам от него бегать стал бы. А вы инициативу упустили. Вот он вас и припер.
Комлев почувствовал, что у него холодеют уши и горят щеки. Был доволен тем, что Неушев не видит его лица.
Подъехали к перекрестку. К машине подошел Борских и, вальяжно козырнув, спросил:
— Ну что там с коридорным?
— Это не я решаю, — сухо ответил Комлев, не выходя из машины.
— А, не вы?! Тогда отпустите в прапорщики. Буду в армии лямку тянуть. Это не то, что здесь, в ментовке…
— И это не мой вопрос.
— А какой же ваш вопрос?! Только лапшу на уши вешать? Уж оставьте. Для меня вы теперь… место пустое..
Комлев отвернулся и бросил водителю:
— Поехали.
Когда недвижимая фигура Борских скрылась из виду, сзади Комлева снова раздался голос Неушева:
— Афанасий Герасимович! Очередной прокольчик. Надо было не отвечать ему в лоб, а спросить: «Что ж я, голубчик, в твоей характеристике напишу?.. Что слабенько работаешь? Что горячишься попусту? Что…» И тот бы разом осекся. Какие могут быть прапорщики с такой рекомендацией? Нет, Афанасий Герасимович, так нельзя с милиционерами. Они привыкли, чтобы им во всем потакали, да чтоб надежды теплились кое-какие, а не прямо в лоб: «нет». Когда все ясно — это и для дела плохо…
Комлев оторопел. Его, сторонника честных, откровенных действий и поступков, учили тут
— Я подумаю над этим… Товарищ Неушев…
Тот откровенно усмехнулся, видя раздражение молодого лейтенанта. Глаза его снова хитро сощурились:
— Вы не подумайте, что я так, какой-то особый блат хочу завести. Просто задушевный я человек. Не могу смотреть, как вы крутитесь, а все…
— Да уж спасибо, — выжал из себя Комлев.
Заулюлюкала рация. Неушев поднял трубку:
— Да, десятка на приеме. Драка? Понял, — толкнул водителя в спину. — К универмагу! Живо!
Уазик развернулся и с противным воем звукового спецсигнала помчал по проспекту. На вираже обогнал машину с шашечками, которая чуть подалась к обочине, проскочил перекресток на красный свет и уже через минуту въехал на каменный бортик возле зеркальной витрины универмага.
Комлев хотел было броситься к мельтешащим и нелепо размахивающим фигурам, но почувствовал, как плечо его припечатала крепкая рука Неушева.
— Да вы что, Афанасий Герасимович! Без погон хотите остаться и синяков схлопотать?
— Не понял, — опешил Комлев.
— А вы посмотрите. Там ничего не поймешь. Кого хватать? За что? Вот подрассосется. А ну, Колесников, пугни-ка их!
Водитель снова включил свою отвратительную морзянку.
Несколько раз раздалось: «Менты!», и драчуны кинулись врассыпную.
— Теперь и наша очередь, — сказал Неушев и, не торопясь, пошел с водителем к поднимавшейся с асфальта троице.
Милиционеры взяли каждого под руки. Подвели к машине.
Комлев сидел недвижно, не понимая ничего: как это так — не пресечь драку, хотя бы и с риском для себя. Ведь они же — милиция! Не очень-то укладывалось у него в голове странная неушевская философия.
— В отдел! — скомандовал Неушев, утолкав охающих парней на заднем сидении. — Пусть разбираются, кто виноват, кто не виноват…
Уазик натужно заурчал двигателем.
Минут через десять, сдав задержанных дежурному, Неушев вернулся в машину. И сказал:
— В нашем деле, Афанасий Герасимович, главное — отреагировать. Мы с этим справились: вот задержали участников драки, доставили их по назначению. А теперь следователь пусть ими занимается. Устанавливает, кто, что и как. А лезть без оглядки, глядишь, и шею намылят. Или еще как опозоришься…
Советы Неушева вроде бы перестали раздражать Комлева. Он даже почувствовал, что в некоторых из них есть несомненный полезный смысл и стал даже испытывать какое-то расположение к старшине, хотя в глубине души не во всем с ним соглашался.
Как-то утром Комлев вновь ехал на патрульной машине. Включилась рация. Неушев, сидевший сзади, вышел на связь:
— Задержать «Камаз». Мчится по проспекту. Сбил женщину, — рявкнул. — Ходу!
Уазик, обогнув жилой массив, выскочил на перекресток, свернул направо, проехал метров пятьдесят и со скрежетом тормознул.