Искатель. 2014. Выпуск №4
Шрифт:
— Замполит! Где тебя, блин, носит! Сбился с ног разыскивать…
— Рота задействована во второй половине дня. Вот я и прихожу, — приблизил часы к лицу — в три.
— Ступай к начальнику, — сердито сверкнул глазами майор.
— Что-то случилось?
— Затвеева арестовали…
— А я причем?
— Да какого ты тут рожна выдергиваешься! — рявкнул дежурный, припав грудью к видавшему виды телефону.
Афанасий пошел по коридору, который теперь уже знал до малейшей трещины в нем, и в конце потянул на себя потемневшую металлическую ручку:
— Вот
За столом сидел Саранчин с широко расстегнутым воротником. Рядом с ним увидел знакомое выбритое до синевы лицо Можарова. Почему-то именно сейчас вспомнилось ему, что того между собой милиционеры называют «Чижиком». По его вздутой физиономии Комлев понял, что майору сегодня изрядно досталось от начальства.
Подполковник тупо осмотрел вошедшего. Афанасий сделал шаг вперед, но никакой встречной реакции не последовало — не ошибся ли он? — хотел было выйти обратно, но все же остановился, ожидая вопроса или указания. Переводил глаза с одного на другого. Но оба заняты были какими-то общими для них размышлениями. Вдоль лопаток у Комлева заструился холодок.
— Чего застыл? — произнес наконец подполковник.
Комлев сел на стул.
— Мы тебя зачем ждем… Про следователя Затвеева слышал? Ездюк поганый!.. За взятки арестовали… Такое преподнес нам. И мне и ему… — показал на майора и махнул рукой. — …В кадрах интересуются, кого на его место предложить. Без следователя нам нельзя, а в роте и без замполита побездельничают. Как считаешь, Можаров?
— Вполне, — быстро ответил тот.
— Кстати, у меня с первым был разговор о тебе сразу же после футбола, — подполковник укоризненно пожевал губами и, исподлобья глянув на Комлева, продолжал. — Ты ведь юрфак кончаешь? — и тут же добавил: — Вот и в роте у тебя не все ладно…
«Надо же, то не получалось в вытрезвителе, а теперь и в роте. Хотя у них, наверно, все всегда получается…» — кольнуло Афанасия изнутри.
— Жены милицейские тоже на вас жалуются, — проговорил Можаров.
«Понятное дело. Раньше они и рта открыть не посмели бы», — подумал Комлев, но смолчал.
— У Гундарева такого не было… — долбил свое Можаров.
«Знали бы вы только его грязную методу!» — подкатилось к горлу Афанасия. Почему-то ему все стало вдруг глубоко безразлично: раз начальство не видит его усилий, то чего он тут будет доказывать. Видно, в роте ему делать уже нечего. Спросил:
— Когда в следователи?..
— Чего заторопился. Я тебя не гоню, — глазами-буравчиками сверлил Комлева Саранчин. — А дело это и со специальностью твоей будущей не расходится.
— Я давно мечтал об этом, — с тягучей грудной болью заявил Комлев. — Спасибо вам, — и чуть не добавил: «…за безразличие к людям».
— Не за что, — обронил Саранчин. — Рапорт на стол и приступай.
Комлев, выходя в дверь, заметил, как майор укоризненно покачал головой. «Думаете, просить буду? За место цепляться? Жестковат стул-то…»
Пришел в роту. Рука сама потянулась к телефону. Стал набирать почти забытый уже университетский номер. Больше всего сейчас ему хотелось услышать
На последней цифре задержал диск: «Дурак! Что расскажу ей сейчас? Как в ментовке из угла в угол гоняют? Как человеческое достоинство свое потерял? Как весь белый свет не мил уже стал. А она-то ведь почти королева! Захочет ли слушать его, Афанасия, задерганного этой беспросветной жизнью. Хочешь, чтобы она пожалела? Шиш с маслом! Скажет: так тебе и надо, Афоня».
И безо всяких радужных надежд на свое будущее, почти зло вслух добавил:
— Ништяк! Где ни трудился, там и пригодился. Пойдем в следователи.
— Что же ты мне-то не сказал! — развел ладонями ротный. — Уж я бы отстоял тебя. Пусть бы искали другого. И так всю роту растащили.
— Ничего, пожуем, Владимир Степанович! А от сумы да от тюрьмы не отказываются. Везде люди живут… — ответил Афанасий, благодарный Лобзеву за понимание.
Глава 3
— А это ключ от сейфа Затвеева, — сказал начальник следственного отделения жилистый и сутуловатый майор Шкандыба. — Действуйте.
«Кинули, как щенка в воду», — подумал Комлев.
Ему бы хоть немного для начала осмотреться, поучиться новому делу, и только потом самому уже вести расследование. Но подслеповатые глаза Кучерявого (именно так пометил шефа Афанасий) опустились к многочисленным бумагам на столе, и он тут же словно напрочь забыл про подчиненного.
Начинающий следователь вышел из продолговатого, как карандашный пенал, кабинета, и по цветастому серпантину коридора направился туда, где ему предстояло отныне работать. В просторной комнате огляделся, поежился, глядя на окна: кругом решетки! Дунул на полированный стол — слой пыли как приморозило. Попробовал снять его тряпкой, лежавшей на подоконнике. Громоздкая мебелина как бы нехотя заблестела.
Открыл зубасто лязгнувший дверцей сейф. Тесное пространство металлического ящика было до отказа заполнено пухлыми и тонкими папками. Осторожно стал извлекать их. Всматривался в корявый почерк на шершавых обложках, в мелькавшие перед ним фамилии и имена привлекаемых к уголовной ответственности… Раскладывал папки по столу, чувствуя в них какую-то необъяснимую тяжесть.
Над одним грубым картонажем вдруг замер: именно сегодня истекал срок расследования и, согласно закону, — уже точно знал об этом — дело должно было быть либо закончено до полуночи, либо срок его продлевался.
К ответственности привлекалась Недосекина Валентина Ивановна за тунеядство и за злостное уклонение от уплаты алиментов. Комлев не мог взять в толк, как можно было в двадцать пять лет заработать такую статью, которая по сути своей неприменима к женщине, основной труд которой, как он считал, складывался из домашних многочисленных и разнообразных хлопот. Все, что происходило вне дома, казалось несущественным и второстепенным. А тут выходило, что именно это несущественное становилось главным.