Искатели. Свидетели. Творцы
Шрифт:
Смотрю на глянцевитую фотографию оттуда, из Австралии – этой по виду совсем не русской уже семьи, и вот странность, узнаю в ней что-то очень близкое, полузабытое, из «той жизни». То ли в самой расстановке перед фотокамерой, то ли в фигуре русского священника в традиционном облачении… Дело было под Новый год, пусть жаркий, австралийский. Но все-таки что-то угадывается. Из другой жизни. А что было в ней?
Ангелина Александровна выносит и выносит мне свой архив: фотографии, письма, документы. Это целый дождь, или ветер, ураган, который порывом выбрасывает из общей кипы
1914-й год, 1916-й – боже мой, какие лица! Канун войны, канун революции – и какое благородство, простота, спокойствие в этих людях, но и какие судьбы ждут впереди… Дед Ангелины Александровны – железнодорожник, построил два добротных дома в Николаеве для своей большой семьи. Вот она на фотографии – многочисленные дяди и тети, которых и не упомнишь. Один из них был архитектором в Киеве, другого – коммуниста, директора сахарного завода – во время войны немцы казнили. Третьи репрессированы… А это уже сестры пошли: Валентина Александровна Василевская работала авиаконструктором, была репрессирована, умерла от голода…
Маме было 14 лет, когда гимназию, где она училась, посетил государь. Государыня всем девушкам подарила красивые пелерины и медальон на черной ленте. Фотография сохранила от того времени облик светлой, благородной девушки. Мамина сестра, Мария Ефимовна Плахова, – сестра милосердия морского госпиталя в Николаеве, в 1916 году отправила все ценное, что было в доме – четыре лошади и серебро, в Красный Крест. Заболела тифом и умерла в 1921 году.
Корни этой семьи восходят к петровским временам – об этом свидетельствуют уцелевшие реликвии. А сберечь их было ох как нелегко, хранить – и одновременно собирать по крохам останки русского дома. Вот скатерть с кружевом ришелье, серебряный черпачок, пасхальное подарочное яйцо, на котором когда-то сидел золотой жук. Его в трудные годы пришлось продать – на стекле осталась лишь едва заметная волосинка.
– А это церковь и часовня рядом, до сих пор они стоят в Николаеве. Здесь все мои родные крестились, венчались, и маму тут отпевали, – торопится мне рассказать Ангелина Александровна, ведь фотографий еще так много…
Казалось бы, стоит ли мне сейчас второпях повторяться о традициях старого русского дома? Наверное, вы об этом читали. Но тем и удивительна Ангелина Александровна, что не замуровала она под стеклышком ту жизнь, хотя и бережет каждую семейную бумагу строго. И былое наложилось на нынешнюю обыденность странными переплетениями судеб…
Несколько лет назад познакомилась Ангелина Александровна с одним человеком. Звали его Василий Александрович Василенко. Вернулся он из мест заключения, а у нее подрабатывал, помогал строить дом. Был он тихим, неразговорчивым, да и немудрено. Соседи заметили за ним одну странность: в выходные уходил Василий на Косу, строил из гальки небольшую горку и сверху клал розу.
– Утонул у него тут кто, что ли? – спрашивали хозяйку.
Ангелина Александровна осторожно расспросила Василия, и тот поведал историю, в которую трудно было сразу поверить.
Был Василий как-то в заключении с политическими. С разными людьми довелось
На Косе расстреливали и позже. О том, как это делалось, мне рассказал верующий Евгений Федорович К. Его жена в 37-м году еще девочкой видела, как увозили расстреливать заключенных, закапывали трупы под Колдун-горой, в районе радиостанции. Делали это впопыхах, и шакалы рылись потом в человеческих останках, а вездесущие дети видели, как торчали руки, ноги из земли…
Так вот в лагере старый монах и сказал Василию: «Сам я уже не смогу, а ты молодой, выйдешь на волю – езжай в Новороссийск, найди то место». Обещал Василий исполнить волю старика.
И вот, чтобы хоть как-то освятить то трагическое место, стал приходить на Косу, чтобы вновь и вновь возводить странный памятник из гальки и с живой розой…
Не мог не взволновать этот рассказ верующее сердце Ангелины Александровны. Она стала искать свидетельства о тех давних событиях. Завязалась огромная переписка. Трудно даже сказать, кому она только не писала – в течение нескольких лет. В конце концов, вести пришли оттуда, откуда Ангелина Александровна их меньше всего ожидала – из Америки, от ее двоюродного брата, Виктора. Там, в журнале «Православная Русь» (№1, 1983 г.) он нашел публикацию – с фотографией Ново-Афонского монастыря и рассказом о гибели монахов в Новороссийске.
Свой долг русского человека Ангелина Александровна видит теперь в том, чтобы память о мучениках-монахах увековечить знаком.
«Только не ставьте пирамид каких-нибудь, – пишет из Америки Виктор, – знаю я вас. Поставьте что-нибудь в русском традиционном стиле. Может быть, крест?».
И еще прислал брат фотоальбом. Он посвящен храмам, поруганным на Руси. Очень грустное, доложу вам, зрелище. Заросшие чертополохом стены с едва проступающими ликами святых. Не таков ли и сам наш нынешний общий дом – заплеванный, обрушенный, на чем только держится?
Но уберите чертополох, смахните грязь и паутину – и вы увидите, как вспыхнут грозной и неукротимой силой очи на вечных фресках, вы почувствуете, с какой силой и стойкостью держатся за родную землю нерушимые стены. Их можно взорвать, вырыть ямы на святом месте, но все равно обязательно останется кто-то, кто знает и помнит – здесь был храм. Кто сохранит – и храм, и дом, и память.
Новороссийские новости, 3.12.2004