Искра жизни. Последняя остановка.
Шрифт:
— Каждому по кровати!
— С одеялом!
— Я сдаюсь, — объявил Лебенталь. — Подушки тоже есть.
Им дали гроб. Это был легкий черный ящик нормальных размеров.
Но для Пятьсот девятого он оказался чересчур широким. Поэтому можно было бы запросто положить рядом кого-нибудь еще. Впервые за долгие годы он один получил так много места.
Там, где стоял двадцать второй барак, ему вырыли могилу. Решили, что это самое подходящее место для него. Когда его туда принесли, уже вечерело. Лунный серп повис на подернутом туманом небе. Люди из трудового лагеря помогали опустить гроб в могилу.
У них была
Они возвращались. Розен нес лопату, чтобы снова отдать. Когда проходили мимо двадцатого барака, оттуда как раз выносили труп. Двое эсэсовцев протаскивали его через дверь. Розен остановился перед ними. Они хотели его обойти. Впереди шел Ниман, наркоман. Американцы поймали его за городом и привезли сюда. Это был шарфюрер, тот самый, от которого Пятьсот девятый спас Розена. Розен отошел немного назад, поднял лопатку и ударил ею Нимана в лицо. Он замахнулся еще раз, но тут подскочил дежурный американский солдат, который осторожно взял лопату из его дрожащих рук. — Come, comewe’ll take саге of that later. [9]
9
Ну ладно, мы позаботимся об этом позже (англ.).
Розен дрожал. Ниману не очень досталось; только ссадина на лице. Бергер взял Розена за руку.
— Пошли. На это у тебя не хватит сил.
Розен разрыдался. Зульцбахер взял его за другую руку.
— Его будут судить, Розен. За все.
— Убить! Убить их надо! Иначе все впустую! Иначе они снова вернутся!
Они оттащили его в сторону. Американец отдал Бухеру лопатку. Они пошли дальше.
— Странно, — проговорил Лебенталь некоторое время спустя.
— А ты ведь всегда был одним из тех, кто не хотел мести.
— Оставь его, Лео.
— Я его уже оставил.
Каждый день узники покидали лагерь. Угнанных в Германию для принудительных работ иностранных рабочих, которые могли ходить, вывозили группами. Часть поляков осталась. Они не хотели попасть в русскую зону. Почти все из Малого лагеря были истощены; их надо было некоторое время подкормить. Ну, а многие просто не знали, куда ехать. Их родственники были рассеяны и убиты; их собственность разворована; их родные места — разорены. Они были свободны, но они не знали, что делать с этой свободой. Они оставались в лагере. У них не было денег. Они помогали приводить в порядок бараки. Им дали кровати, их кормили. Они ждали и пока формировались в группы.
Они понимали: ничто и нигде их не ждет. Были и такие, кто так не считал. Поэтому они отправлялись на поиски. Каждый день их видели. Как в надежде на получение продуктовых карточек они спускались в город с удостоверением гражданской администрации и военных властей лагеря в кармане и с кое-какими неопределенными надеждами в сердце.
Многое сложилось по-другому. Перспективы на освобождение казались просто немыслимыми, поэтому большинство просто не задумывалось об этом. Теперь же эта перспектива неожиданно стала явью, а за ней вдруг не оказалось земного рая с
— Лучше уйти отсюда, как только сможешь, — сказал Зульцбахер.
— Перемен ждать не приходится, и чем дольше здесь проторчишь, тем сложнее будет. Не успеем мы оглянуться, как окажемся в новом лагере — для людей, которые не знают, куда же им в конце концов надо.
— Ты уверен, что все это выдержишь?
— Я набрал десять фунтов веса.
— Этого не достаточно.
— Я не стану особо напрягаться.
— И куда ты собираешься? — поинтересовался Лебенталь.
— В Дюссельдорф. Поищу там свою жену…
— А как думаешь добраться до Дюссельдорфа? Туда уже ходят поезда?
Зульцбахер пожал плечами.
— Я не знаю. Но здесь еще двое, им надо в те же места. В Золинген и Дуйсбург. Будем добираться вместе.
— Это твои старые знакомые?
— Нет. Но это уже что-то. Главное, не быть одному.
— Да, это верно.
— Я тоже так думаю.
Он пожал другим руки. — А есть что будешь? — спросил Лебенталь.
— Запаса хватит на два дня. В дороге обратимся за помощью к американским властям. Как-нибудь перебьемся.
Вместе с двумя другими, которым надо было в Золинген и Дуйсбург, он стал спускаться вниз с горы. Только один раз он махнул рукой. И исчез из виду.
— В общем, он прав, — заметил Лебенталь — Я тоже ухожу. Сегодня вечером я уже буду в городе. Мне надо поговорить с одним человеком, который готов стать моим компаньоном. Мы собираемся открыть дело. У него есть капитал. У меня — опыт.
— Правильно, Лео.
Лебенталь достал из кармана пачку американских сигарет и угостил всех.
— Это будет крупное дело, — объяснил он. — Американские сигареты. Как после той войны. Важно вовремя начать.
Он стал разглядывать цветную упаковку. — Лучше всяких денег, скажу вам.
Бергер улыбнулся.
— Лео, — сказал он. — С тобой все в порядке.
— Я никогда не считал себя идеалистом — Лебенталь недоверчиво посмотрел на него.
— Не обижайся. Я это говорю без задних мыслей. Ты довольно часто помогал нам.
Лебенталь улыбнулся польщенный.
— Если что-то можешь, надо делать. Всегда хорошо иметь рядом бизнесмена, знающего толк в практическом деле. Если я чем-нибудь могу вам быть полезным…
— А какие у тебя планы, Бухер? Ты хочешь остаться здесь?
— Нет. Я жду, пока Рут немного окрепнет.
— Ясно. — Лебенталь достал из кармана американскую авторучку и что-то написал. — Вот мой адрес в городе. Если…
— Откуда у тебя американская ручка? — спросил Бергер.
— Обмен. Американцы гоняются за лагерными сувенирами.
— Что?
— Они собирают. Сувениры. Все, что угодно. Пистолеты, значки, кнуты, флаги — это выгодный бизнес. Я хорошенько позаботился заранее. Запасся всем необходимым.