Искры гаснущих жил
Шрифт:
Разжав пальцы, Ригер позволил чашке упасть. И ногой поддел.
— Видишь ли, Кэри, твой супруг очень честолюбив… и очень, как бы это выразиться, чувствителен к скандалам. А какой разразится скандал, если окажется, что хрупкая его супруга… такая юная… такая невинная…
Он подался вперед и наступил на чашку. Фарфор захрустел под подошвой Ригера.
— Очаровательная просто девушка… проводила выходные в публичном доме?
— Я…
— Носила маску, на это ума у твоего братца хватало, — согласился Ригер, поворачивая ногу, растирая осколки в пыль. — Но ведь
— У меня нет денег.
— Попроси.
Отказать. Пусть уходит. Пусть… расскажет всем и вся о том, что Кэри… она ведь не делала ничего дурного… Сверр… он не терпел непослушания.
— Я ведь не так и много хочу…
Чтобы хватило на следующую игру. Но он снова проиграет и вернется.
— Ты хочешь признаться? — Ригер поднялся и дернул за полу жилета, ткань натянулась на круглом его животе. — Плохая мысль, Кэри. Очень плохая… думаешь, твой супруг тебя пожалеет и простит?
Он не похож на того, кто способен простить, не говоря уже о жалости.
— Он возненавидит тебя, мышка. Поэтому, будь добра, к следующей нашей встрече постарайся… подготовиться. Я ведь и вправду много не прошу. Пятьдесят фунтов, Кэри… для начала.
Надолго ли их хватит?
— Не провожай, мышка. Я дорогу знаю. Мне доводилось бывать в этом доме.
Он ушел.
А Кэри, сев на пол, собрала осколки. Фарфора было жаль. И себя тоже.
Когда же все это закончится?
Кэри сжала осколки в кулаке, и боль помогла прийти в чувство.
— Терпение, — повторила она, глядя, как кровь стекает сквозь сжатые пальцы. — Главная добродетель женщины.
Глава 10
Кейрен из рода Мягкого Олова очнулся с головной болью. Он перевернулся на спину, застонал и, схватившись обеими руками за голову, убедился, что отваливаться она не собирается. Голова на прикосновение отозвалась ударами молота в виски… не молот, просто-напросто собственный пульс.
Пожалуй, давно ему не было так плохо.
С того самого раза, когда он, раскрыв первое свое серьезное дело, решился отметить сие событие в компании сослуживцев, еще надеясь тем самым если не завоевать их благорасположение, то хотя бы избавиться от настороженности. Отмечать начали в ресторации с шампанского и легкого вина, которое Кейрен счел подходящим для случая, но потом кто-то заказал коньяка… виски… и виски с содовой пьют только франты или вот сосунки… и Кейрен мужественно решился доказать, что он не сосунок…
Потом был еще джин…
И какая-то едкая жидкость, которую он, захлебываясь, пил из огромной не слишком-то чистой кружки под вопли и улюлюканье.
Танцы на столах.
И пробуждение в заросшей грязью комнатушке, рядом с девицей, один взгляд на которую вызвал приступ рвоты. Кейрен и сейчас вздрогнул, вспомнив блеклое, безбровое, но щедро нарумяненное лицо. И девица, пинком подвинув ржавый таз, буркнула:
— Сюда блюй…
Да, тогда он лишился и бумажника, и колец, за исключением родового перстня. Исчезли ботинки, галстук и пиджак. А домой пришлось добираться закоулками…
Кейрен
Свет был слабым, рассеянным и далеким. А потолок низким и почему-то кирпичным. Кейрен повернул голову влево и увидел стену, тоже, к слову, кирпичную, изрядно щербатую, в пятнах плесени. Он потрогал, убеждаясь, что стена ему не мерещится. И руку к носу поднес.
Камень. Известь. И отвратительный запах гнили. Руку Кейрен торопливо вытер о…
Одеяло?
Грязное. Старое.
Откуда взялось?
И вообще, как он оказался в этом месте?
Голова гудела, но…
Склады. Разгрузка. И сорванный вечер. Раздражение. Заброшенный склад, старое здание, свет в которое проникал сквозь провалы в крыше. Коробка, сброшенная в яму с водой. Парень, что остановился, предупредив Кейрена. Погоня. Азарт охоты. Стена границей и свалка. След, не мужской, но женский. Провал. Старые тоннели…
Кейрен догнал беглянку.
Поймал.
Едва не утонул и был спасен. Он помнил затхлый запах воды, которой выпало наглотаться, и решетку под пальцами, и холод, и тепло чужого тела, а потом… потом девчонка его ударила!
Он нащупал на голове шишку. А хорошо приложила, однако… не поверила, что отпустит? Кейрен и сам не поверил бы, но бить-то зачем?
Он попытался сесть, и попытка удалась, только от резкого движения его едва не стошнило. Но Кейрен стиснул зубы и вцепился в край лавки, на которой лежал. Одеяло съехало, и он понял, что, во-первых, замерз, а во-вторых, его раздели. Благо, хоть панталоны оставили. Отчего-то сейчас панталоны были ему особенно дороги.
Кейрен поднялся, обеими руками опираясь на стену. Заставил себя сделать глубокий вдох и выдохнуть, медленно, очищая легкие и приводя сердце к обычному ритму.
Он находился в камере.
В старой тюремной камере. Кейрен даже закрыл глаза, надеясь, что от удара у него в голове помутилось и надо подождать, чтобы галлюцинация исчезла. Но ничего не изменилось. Каменный пол. Древняя лавка, которая держалась на цепях. И цепи эти, вмурованные в стену, были покрыты толстым слоем ржавчины, но все еще крепки. Из пола торчал крюк, а от него отходила еще одна цепь, с кандалами.
Чудесное место.
А решетка хороша… наверняка, не на людей рассчитана. Кейрен добрался до нее, и три эти шага дались ему нелегко. Мышцы тянуло, голова раскалывалась, а во рту стоял мерзкий вкус тухлой воды.
Выберется, он эту девицу…
— Слушай, ты б оделся, что ли? — девица вынырнула из темноты. В руке она держала старую лампу, пламя которой худо-бедно рассеивало темноту. — Замерзнешь ведь.
— Ты… — Кейрен вцепился в прутья и дернул, убеждаясь, что те по-прежнему прочны.
— Я, — без всякого раскаяния призналась девица.
Таннис. Ее зовут Таннис.
Если, конечно, имя настоящее.
— Выпусти.
— И ты меня арестуешь? — усмехнулась она и лампу поставила на пол. Каменный такой пол, в который уходили прутья. Кто бы ни построил это место, но к делу он подошел основательно. — На вот.