Искупление
Шрифт:
Я поворачиваюсь.
— Не возражаете, если мы захватим с собой Янну в деревню?
Я улыбаюсь.
— Конечно. — Всем очень нравится Янна и поскольку ее здесь очень балуют, мне кажется, что это может не очень хорошо сказаться на ее характере, но с другой стороны, у меня сердце поет, когда я вижу такую любовь к ней и внимание.
— Будь хорошей девочкой, — говорю я, целуя ее.
— Буду, — обещает она, уходя с Бетти. Как только они выходят из комнаты за дверь, слышу, как спрашивает:
— Можно мне мороженое, Бетти?
— Тебе можно все, что захочешь, —
Я встаю и открываю дверь в соседнюю комнату. На носочках иду к кровати. Драган все еще спит, лицо бледное. Я сажусь на стул рядом с ним, тот поскрипывает, и он внезапно открывает настороженно глаза.
— Привет, красавица, — бормочет он.
— Извини, я не хотела тебя будить, — шепчу я.
— Если я буду просыпать и видеть тебя перед глазами всю оставшуюся жизнь, то могу считать себя самым счастливым человеком на свете.
— Посмотрим, будешь ли ты так говорить через год, когда больше не будешь таким недееспособным, — поддразниваю я его.
— Я покажу тебе недееспособным. Дверь заперта?
Я хихикаю.
— Если ты полон сил, проверь сам.
Он пытается присесть на кровати, я тут же перестаю хихикать и подаюсь вперед, с тревогой беру его за руку.
— Эй, не нужно. У тебя могут разойтись швы.
Он ложиться и на его лице расплывается соблазнительная ухмылка.
— Как насчет стриптиза?
— А как насчет сменить разговор, а? — отвечаю я.
— Как долго ты собираешься упорствовать?
— Пока тебе не станет лучше, — тут же замечаю я.
— Просто покажи мне свои сиськи, — говорит он с озорным подмигиванием.
Я строго смотрю на него.
— Послушай, я не собираюсь рисковать. Доктор сказал, что твои швы могут разойтись.
— Ты беспокоишься, что у меня швы разойдутся, а я беспокоюсь, что у меня яйца взорвутся. Ты постоянно меня возбуждаешь, я ничего не могу с этим поделать. Ты появляешься здесь в своем сексуальном маленьком коротком топе, узких джинсах, наклоняешься ко мне, дотрагиваешься своим телом до моего, и думаешь, что я не буду лежать как истукан. — Он хватает меня за запястье. — Рейвен, я так сильно хочу тебя, что не могу спокойно тут лежать, если тебя не получу.
— Хорошая попытка. Но НЕТ!
— Ты такая упорная женщина, Рейвен Хилл.
— Не такая сильная и упертая, как пуля, которую вытащили из твоей груди, — говорю я, имея ввиду пулю, которую Николай всадил ему в грудь чуть выше сердца. Если бы я с самого начала знала этот план, я бы пришла в ужас и ни за что бы не согласилась на это. Боже, я даже думать спокойно не могу. А если бы он выстрелил чуть-чуть ниже. Сначала я впала чуть ли не в истерику, когда его привезли, почти умирающего домой. Я не могла понять, почему Николай стрелял в него.
И Стар мне все объяснила.
Оказывается, план заключался в том, что Виктор должен был точно увидеть, что Николай якобы на его стороне, помогая ему застрелить Драгана. И поскольку пуля Николая была в теле Драгана, то Николай смог настоять самому избавится от тела, чтобы его пуля не попала в какие-нибудь руки и не всплыла где-нибудь, в совсем не нужном месте. Никто не понимает
Позже, тем же вечером я разговаривала с Драганом и спросила его об этом моменте, когда он стоял перед Николаем, целившемся в него, он признался, что на секунду подумал, что Николай предаст его ради своих русских друзей, не просто выстрелит, а по-настоящему его убьет. Когда он все это мне рассказывал, меня прошиб озноб от одной только мысли, через что ему пришлось пройти ради меня, ради нас.
Теперь же мы будем находится у Николая в доме, пока раны Драгана хотя бы немного не заживут, тогда спокойно сможем улететь на крошечный остров, собственность Драгана. Мы останемся там, пока Виктор не будет свергнут с поста своего отца. Как только его не будет, мы сможем вернуться в Англию.
— Почему ты не убил Виктора? — Спросила я, пребывая в каком-то замешательстве, что они оставили его в живых.
Стар мне объяснила, что Виктор — полный дурак по сравнению с мужчинами, которые попытались бы занять место Сергея, если бы Виктор тоже был убит в тот же день. Николай и Драган поняли, что этих мужчин было бы гораздо труднее убедить в том спектакле, который они разыграли перед садовником и другими людьми их обслуживающего персонала поместья — Николай застрелил Драгана.
Не знаю, чтобы я делала без Стар. Мне было перед ней так неудобно, за то, что она сделала для меня, а я столько времени таила на нее обиду, столько лет. Она все время была рядом со мной, пытаясь успокоить, пока я не находила себе места, пока Драган не вернулся сюда домой. Она даже сидела со мной ночью. И мы много разговаривали, держась за руки, плакали из-за того, что были тогда такими молодыми и такими глупыми, позволив никчемному парню встать между нашей дружбой. Я всегда любила Стар, даже когда мы не общались, я не могла ее ненавидеть или желать ей чего-то плохого. Она была мне как сестра, невинная и открытая, как Синди.
Я опускаю глаза на Драгана, моего прекрасного блондина, мирно лежащего во мраке, и любовь с благодарностью наполняет мое сердце.
— Здесь темно. Ты не могла бы немного приоткрыть занавески? — спрашивает он.
— Конечно. — Я подхожу к окну, раздвигая занавески на половину и возвращаюсь к его кровати.
— Не можешь подать мне воду? — просит он.
Я наклоняюсь к нему, чтобы дотянуться до стакана. В то же мгновение он хватает меня рукой за талию. Я от неожиданности начинаю визжать, когда он приподнимает и заваливает на себя. Я лежу на нем сверху и с ужасом посматриваю на него.
— Боже мой, Драган. Твои швы!
— Да, черт с ними, Рейвен. Если они разойдутся, дай мне иголку с ниткой, и я сам себя заштопаю.
— Ты сумасшедший.
— Точно. Я безумно схожу с ума от твоих голубых глаз и черных волос. Сделай больному одолжение и дай ему быстрый поцелуй, а?
Его дыхание горячее и приятно ласкает мне ухо. Он понятия не имеет, что я хочу заняться с ним любовью. Лежать на нем — это настоящее искушение, но я боюсь ему навредить, и потом я ни какое-нибудь животное, поэтому могу и подождать.