Искусство французского убийства
Шрифт:
Он выглядел заинтересованным, что и я восприняла это как согласие.
– А этот доктор Джастис… он самый ужасный человек из всех. – Раф скривился от отвращения. – Он американец и все же работает с русскими и шпионит за своей собственной страной. Предатель. Я очень рад, что он тебе не понравился, Табита.
Все повернули головы в мою сторону, и я почувствовала, как у меня вспыхнули щеки.
– Я должна была догадаться, что с ним что-то не так, когда он сделал замечание о том, что Марибель – обычная американская капиталистка, –
– Он правда врач? – спросила Джулия. – А как он выучил русский? И почему решил шпионить за нашей страной?
– Я не знаю, – ответила я. – Возможно, он связался во время войны с какими-то русскими коммунистами и стал поддерживать их убеждения.
– Действительно, – проговорил Раф. – Война порой заставляет мужчин совершать невероятные поступки.
– Думаю, это все объясняет, – с порывистым вздохом произнесла Джулия. – Прямо как в романе Агаты Кристи – в конце даны ответы на все вопросы, злодей пойман, а остальные счастливы…
– И все они закончили свой день восхитительным ужином и бокалом превосходного вина, – торжественно заявил дедушка. – Чего еще можно желать?
– У меня есть одно желание, – заявила я, глядя на Мервеля. – Я бы очень хотела, чтобы мне вернули мой швейцарский армейский нож, когда полиция закончит с этим делом.
Больше мне добавить было нечего.
Глава двадцать третья
– Как жаль, что Марк Джастис оказался шпионом, – вздохнула Джулия.
– И убийцей, – напомнила я.
– И убийцей, – повторила она.
В понедельник днем мы возвращались с рынка, где большую часть времени сплетничали об убийствах и делились известной нам информацией.
– Но это означает, что нам придется расширить поиски мужчины для Табиты, – весело произнесла Джулия. – Мадам Мари, знаете ли, весьма в этом заинтересована. Она говорит, что у нее есть внучатый племянник…
Я рассмеялась и покачала головой:
– Нет, Джулия, правда. Я не желаю ни с кем сейчас встречаться.
– Но ты же в Париже! В городе любви, – игриво напомнила Джулия. – Тебе нужен мужчина, с которым можно общаться у Сены… смотреть на бокал бордо… слизывать с пальцев шоколадный крем, а затем дождь поцелуев проливается на твою руку… и еще куда-нибудь!
Я все смеялась и не могла остановиться.
– Нет-нет, правда. Мне хватает моих прекрасных дедушек. Они держат меня в тонусе и не дают расслабиться.
Она усмехнулась, когда мы свернули на Университетскую улицу.
– А еще есть добрый инспектор, – сладко пропела она.
– Вот уж точно нет, – нахмурилась я. – Для меня он слишком чопорный и строгий.
– Но эти глаза! – выпалила она.
– Нет, спасибо. Кроме того, я думаю, что у него есть женщина. На его столе стоит фотография.
– Ладно, если настаиваешь…
– Да, пожалуйста! – взмолилась я.
Мы расстались, обняв друг друга и расцеловавшись в обе щеки, и я поспешила со своей сумкой в дом.
– Табите! Ты вернулась! – окликнул меня дедушка.
– Да. Буду через минуту. Тебе что-нибудь нужно?
– Вовсе нет. Но когда поднимешься, мы хотим с тобой поговорить.
Я ощутила легкое беспокойство; его голос звучал серьезно. Я поспешила убрать купленное под острым орлиным взглядом Джулии филе лосося. Ей удалось убедить меня в том, что «рыбу испортить» сложно, хотя я не была в этом так уверена. Зато всегда могла позвать ее на помощь.
– Да, дедушка? – Я вошла в гостиную.
Оба дедушки сидели прямо в своих креслах. На их коленях лежали пледы, а на пледах – их свернувшиеся калачиком домашние животные. Оскар Уайльд почему-то не залаял, когда я вошла в дом, и я задавалась вопросом, являлось ли это предзнаменованием грядущих событий.
Вдруг дедушка собирался мягко предложить мне вернуться в Штаты? В конце концов, я оказалась замешана в расследовании убийства и едва не погибла. Дважды.
Меня захлестнула волна страдания, внутри все сжалось. Я не хотела возвращаться домой.
– Пожалуйста, садись, cherie, – пригласил меня дядя Раф. В его глазах мелькнул слабый огонек, и это немного успокоило мои нервы.
– Мы обсуждали тот факт, что твоего велосипеда с нами больше нет, – серьезно начал дедушка. – И что в том ужасном происшествии ты едва не лишилась жизни, petite [82] .
Я тяжело сглотнула.
– Да. Мне очень жаль. Я сам куплю себе новый…
– Замолчи! – прервал меня дядюшка Раф, подняв палец. – Дай дедушке закончить.
82
Малышка (фр.)
Я закрыла рот и кивнула.
– Возможно, мы просто слишком старые, – заметил дедушка, – но нас поразило, что ты решила носить для езды на велосипеде такие вещи, как брюки.
Уфф. Я кивнула, но, помня о протесте дяди Рафа, промолчала.
– Кататься на велосипеде в брюках, заниматься расследованием убийств… – Дедушка издал свой характерный цокающий звук, а я еще больше погрузилась в унылое настроение. – Со всем этим нужно что-то делать.
Ошеломленная, я почувствовала, как к глазам подкатывают слезы. Я не смогла бы ничего сказать, даже если бы захотела; в горле стоял ком. Я все испортила. Испортила. Этого следовало ожидать.