Искусство и наука
Шрифт:
Лекция IX
История Алкионы
7 марта 1872 года
172. Я должен сегодня вкратце повторить содержание предыдущих лекций, так как нам предстоит перейти к новой отрасли нашего предмета.
Я утверждал в первых двух, что премудрость искусства и мудрость науки состоят в их бескорыстной преданности служению людям; в третьей я говорил, что искусство является только отражением нашего знания фактов и что действительность должна всегда признаваться прекраснее ее отражения. В четвертой лекции я старался показать, что мудрая скромность искусства и науки находится в справедливой оценке силы и знаний другого народа, превышающих наши собственные; в пятой, что разумное самодовольство искусства и науки зависит от естественного наслаждения нашими собственными знаниями и силой после надлежащей скромной оценки их. В шестой лекции я устанавливаю, что зрение есть
173. Ему нет дела до невидимого строения, но есть дело до невидимых вещей, до страсти, до исторического наслоения. И в следующих двух заключительных лекциях я надеюсь отчасти оправдаться в том, что сосредоточиваю ваше внимание на некоторых предметах, которые настолько же пренебрегались в ваших школах живописи, насколько несправедливо превозносились точные науки; я говорю о мифологии и геральдике.
Я могу только отчасти оправдаться теперь. Интерес, с каким вы отнесетесь к этим двум пренебрегаемым наукам, послужит мне самым лучшим оправданием. Но сегодня (так как мы собираемся начать наши упражнения в рисовании птиц), мне кажется, вам будет интересно пересмотреть некоторые сказания, относящиеся до естественной истории одной простой птицы, и обсудить, какое влияние, вероятно, будет иметь знакомство с подобным преданием на ваш общий взгляд на одушевленный мир.
174. Возьмем сначала пример отношений к птицам, характеризирующих, главным образом, современные английские нравы, вполне свободные от суеверий.
В вашей начальной серии вы найдете гравюру Гулда маленькой белой цапли, – самой красивой, по моему мнению, из всех птиц, посещающих или, по крайней мере, некогда посещавших наши английские берега. Крайне деликатная по форме, белоснежная по оперению, с перьями, похожими на глазурь матового серебра, изящно гибкими, расходящимися по ветру подобно струям фонтана, это создание кажется скорее живым облаком, чем птицей.
Ее можно видеть довольно часто в южной Франции и Италии. Последняя (или предпоследняя?), из известных в Англии, появилась тридцать лет тому назад, и вот как она была принята, по рассказу теперешнего счастливого владельца ее перьев и костей:
«Маленькая беленькая цапля, принадлежащая мне, – в высшей степени красивый экземпляр. Она была убита крестьянином палкой, в Ак-Карре, близ Веверлея, около 1840 года, и принесена ко мне в носовом платке, пропитанном черной липкой грязью и кровью; в таком же виде она была отослана мистеру Риду, из Донкастера, и выделана превосходно».
175. Вы сразу поймете, что крестьянин, раздробивший птицу палкой на куски кровавого мяса, не мог, в истинном смысле слова, видеть птицы; ввиду этого или чего-нибудь подобного, он не мог и получить удовольствия.
Вы понимаете, что возможность видеть птицу являлась у него прямо пропорционально его желанию не убивать ее, а наблюдать ее жизнь. Да, это общий закон: вы можете видеть какое-нибудь существо настолько, насколько вы наслаждаетесь его жизнью, но не иначе.
И разве вы не поймете, что, дав крестьянину возможность видеть как следует птицу, вы тем самым в значительной степени поможете его воспитанию?
176. Да вы, наверное, прошли бы, в конце концов, хоть треть пути к его воспитанию. Затем следовало бы достигнуть, чтобы он мог видеть человека, как следует, мог бы понять и полюбить все хорошее в нем, и, предполагая, что его хозяин человек недурной, радоваться общению с ним. Вам стало бы ясно, что таким путем он воспитался бы лучше, чем если бы его влекло, просунув ружье в изгородь, стрелять в своего хозяина.
Наконец, последняя часть воспитания должна состоять в том, чтобы узреть Бога, что разумеется под блаженством чистых сердцем, – но об этом я не буду говорить сегодня.
177. И во всех этих фазисах воспитания главный пункт, заметьте, заключается в том, чтоб это было блаженство, чтоб человек научился ??????? ????? [76] , а эта радость главным образом в действительной способности видеть. Эту же истину ясно выразил Данте, когда, представ на небе перед Беатриче, сказал, что глаза его получили «удовлетворение за свою десятилетнюю жажду».
В этом, повторяю, вся суть воспитания. Вся литература, искусство и наука бесполезны, если они не доставляют вам радости, и притом истинной радости. Я ясно сознаю свою обязанность заявить, несмотря на мое глубокое и искреннее уважение к достойным
76
Радоваться как следует (др. – греч.).
178. Я возвращаюсь к своему крестьянину и его белой цапле. Вы все с ужасом думаете об этом человеке, до смерти убивающем птицу, как какой-нибудь изверг. Он и есть таков; но далеко ли ушли от него мы, английские джентльмены? Вообще мы деликатнее воспитаны и гнушаемся мысли об избиении птиц и завладении их перьями. Это пока верно и хорошо. Но по всем вероятиям этот крестьянин, как ни был он груб и жесток, занимался в течение остального дня другим чем-нибудь, помимо избиения птиц. Я же серьезно спрашиваю вас, есть ли у английских джентльменов, как у известного класса, какое-нибудь другое реальное занятие, помимо избиения птиц? Если они признают какую-нибудь обязанность, то, конечно, будут исполнять ее до конца жизни; но имеет ли английская аристократия в настоящий момент ясное понятие о своей обязанности? Я глубоко и серьезно уверен, что их каста убеждена, что ее жизнь, в отличие от жизни низших существ, должна быть посвящена стрельбе.
И это идея не такой касты, которой в настоящее время Англия может дольше управляться.
179. Сегодня у меня нет времени подробнее развивать мой аргумент; но я сказал, кажется, достаточно, чтобы убедить вас в верности положения моей главной теоремы, а именно, что чтение и письмо не составляют воспитания, если они не содействуют развитию в нас добрых чувств ко всему живому, но что рисование, и главным образом физиологическое рисование, есть наиболее ценное жизненное воспитание. Много сделал бы также хорошего какой-нибудь английский землевладелец, сохраняя свое поместье в его первобытной дикости; и пусть каждое живое существо, предпочитающее поселиться на нем, наслаждается миром, что это едва ли будет достигнуто всеми толками лордов в парламенте, пока хватит нашей жизни, чтоб выслушивать их; я даже отважусь поведать вам свою надежду, хотя и умру гораздо ранее ее осуществления, что наступит день, когда английский народ действительно поймет, что значит воспитание, и окружит этот университет самым лучшим в Англии парком, разбитым на двадцати квадратных милях; что он запретит в окрестности этого здания всякие грязные, механические, пошлые ремесла и производства, как не допускает их теперь в своем саду любой владелец; что он уничтожит все грязные и безобразные постройки, все гнезда порока и нищенства, как бы изгоняя дьявола; что чистые источники Изиды [77] и Чаруэлла [78] будут спокойно течь среди лугов и деревьев; и что в пределах этого парка будут привольно расти все полевые английские цветы, которые могут цвести на равнинах, и все живые твари, заходящие в леса и к источникам, будут знать, что тут для них имеется счастливое убежище.
77
Изида – альтернативное название реки Темзы в верхнем течении (от ее истока в Котсуолдсе до тех пор, пока к ней не присоединяется Темза в Оксфордшире).
78
Чаруэлл – левый приток Темзы.
Теперь вернемся к нашему безотлагательному делу.
180. Естественная история чего бы то ни было, или история любых живых тварей, разделяется, собственно, на три отрасли. Во-первых, мы должны собрать и рассмотреть предания относительно данного предмета, чтобы знать, какое влияние имело до сих пор его существование на умы людей, и обладать всеми существующими данными, которые могут помочь нашим исследованиям или руководить нашими мыслями о нем.
Во-вторых, мы должны рассмотреть и описать предмет или существо в его настоящем состоянии, руководясь наивозможно более точными наблюдениями. Наконец, мы должны исследовать, по каким химическим и физическим законам вещество, из которого сделан предмет, было составлено.