Исмаил
Шрифт:
Потом Сафар сменил тему.
— И все-таки расходы неизбежны, так чем ты покрываешь их? В деньгах нуждаешься?
— Слава Аллаху, выкручиваюсь кое-как.
— Смотри, если что, не церемонься, пока будущее страны не определилось, можешь поработать у меня в магазине. Посторонним доверять не приходится, а я сам по горло в других делах, руки не доходят. Не беспокойся, я после переворота возмещения с тебя не спрошу!
Исмаила передернуло, но он постарался не показать своих чувств. Заставил себя успокоиться.
— Нет, спасибо, я продолжу тренировку для жизни пенсионера.
— А кстати, с этой девушкой твоей к чему все пришло? Насколько я помню, вы собирались пожениться?
— Не
— Что значит «судьба»? Ты сам, парень, не захотел. Схлестнулся ты с этим слугой Аллаха, я ведь в курсе был.
— Может, и так, не знаю. Но не получилось.
Сердце Исмаила сжалось. Воспоминание о Саре удручило его. Эти ищущие глаза и доброе лицо опять ожили в его душе, и знакомый голос зазвучал в его ушах. Он не мог больше.
— Прости, господин Сафар, но я здесь сойду. Большое тебе спасибо!
— Но зачем здесь, отсюда до вашего района очень далеко.
— Благодарю, но здесь будет нормально.
— Ну, друг мой, нельзя так, ты ведь не ценишь нас!
— Помилуй Бог, но у меня просто дело есть. Не хочу тебе докучать!
Сафар притормозил. Остановил машину. Исмаил одной рукой взялся за дверцу, другую протянул Сафару для пожатия.
Глава 20
В холодные дни осени они начали репетировать пьесу, рассказывающую о мученике Хурре [40] . Джавад выступал в роли Хурра. Постановщиком был молодой парень, студент, он приехал из Ахваза и теперь учился в Тегеране. Для пьесы подготовили костюмы и декорации. Джавад теперь меньше занимался библиотекой и обучением ребят, он полностью ушел в роль Хурра. Даже слова его, манера говорить несли теперь на себе отпечаток происходящего в пьесе. Предполагали, что постановка будет готова к середине зимы. Этого ждали в окрестных мечетях и хосейние.
40
Мученик Хурр — ал-Хурр ибн Йазид, сподвижник имама Хусейна.
Почувствовав, что пьеса готова к показу, приступили к оборудованию сцены. Внутри зала мечети рядом с михрабом установили декорации. Простыми доступными средствами обеспечили освещение. Прихожане с удивлением смотрели на все это. Когда спрашивали, зачем все это устанавливается, им отвечали: для тазийе [41] . Однако люди знали, что тазийе так не ставится.
В один из вечером середины зимы все было готово к спектаклю. Внутренняя обстановка мечети изменилась. Сцена, занавес, прожекторы придали ей совсем другой вид. В плотных рядах людей, сидящих на вечернем намазе, бросалось в глаза большое количество незнакомых. Большинство из них была молодежь, по виду — учащиеся и студенты. Не поместившись в зал мечети, ряды молящихся расположились в ее дворе. На зимнем холоде молящиеся тесно, плечом к плечу, стояли на стареньких коврах и вместе читали намаз. Старые прихожане, видя такую тесноту и все эти молодые лица, удивлялись. Не было еще случая, чтобы мечеть этого района была так переполнена.
41
Тазийе — религиозная шиитская мистерия, связанная с событиями в Кербеле.
Хадж-ага, закончив намаз, в этот вечер не читал ни проповедь, ни повествование о мучениях имамов. Он отошел к стене зала и сел, прислонившись к ней. Зал был набит битком. Его двери открыли настежь, чтобы и со двора видна была сцена. Женщины смотрели со второго яруса зала. Один за другим погасли огни, и
Пьеса началась пением хора. На каждом члене хора была одинаковая арабская длинная белая рубаха — дишдаша. Хор пел, двигаясь мерным военным шагом. Все смотрели на сцену, не отрываясь. Вдалеке послышался рокот военного барабана. Волнение нарастало. Смысл пьесы заключался в призыве к революции, к схватке с войском Шемра — убийцы имама Хусейна. Велась речь об имаме, в одиночку противостоящем Йазиду — угнетателю того времени. Имам звал себе на помощь сторонника для борьбы с угнетателем, который, опираясь на грубую силу и богатство, ставит себе целью убить имама и задушить голос истины.
Теперь уже и во дворе не было свободного места, люди вытягивали шеи, чтобы из-за плеч стоящих впереди увидеть хоть краешек сцены и услышать слова пьесы. Многим ничего не было видно и слышно, однако они не уходили, ждали. В середине пьесы донесся какой-то шум извне двора. Один из ребят — членов библиотеки вбежал во двор мечети и, с трудом, протискиваясь в сторону зала между собравшихся, быстро говорил:
— Пропустите, там полиция приехала на машинах!
Вскоре и в зале мечети люди, услышав эту новость, сильно заволновались. Теперь они одним глазом смотрели на сцену, другим — во двор, где появились полицейские. Во главе полиции шло несколько офицеров, держащихся надменно и с подозрением глядящих на людей, сидящих и стоящих рядами друг за другом. Один офицер спросил:
— Где сторож этой мечети?
Никто не сознавался, даже те, кто знал. Офицер, видя, что никто ему не отвечает, поднес к губам громкоговоритель. Включив его, он приказным тоном громко распорядился: «Сторожу этой мечети, срочно подойти к воротам!»
Звук громкоговорителя перекрывал тот, что доносился во двор из зала мечети. И однако лишь немногие повернулись и посмотрели на офицера, и тут же сразу вновь сосредоточились на пьесе и уже не обращали внимания на угрозы и брань полиции. Один из уважаемых людей квартала подошел к офицеру и спокойно сказал:
— Господин капитан, просим вас подождать конца религиозного собрания, а если усмотрите в представлении неблагонадежность, вы будете иметь право требовать самого жестокого наказания.
Офицер, обернувшись, мрачно посмотрел на него и сказал:
— Это представление с начала до конца неблагонадежно. Не получено разрешение театральных инстанций, и люди собрались крайне подозрительные.
— Спаси Аллах, господин капитан. Мечеть ведь — не театр, то, что вы имеете честь видеть, это тазийе, при чем тут театральные инстанции?
— А я вот и спрашиваю: какое же это тазийе, хаджи?
— А разве нет, господин капитан?
— Ну, в конце концов, это я определяю, что оно есть, а что нет!
Щеки уважаемого человека квартала покраснели, и он отошел, говоря:
— Ну, если сами знаете…
Исмаила настойчивость офицера встревожила. Он не хотел, чтобы спектакль не дали закончить. И пошел в буфетную. Сторож сидел на стуле. Он казался встревоженным. Улыбнувшись, спросил:
— Что говорит этот деятель?
— Да ворчит там вовсю… Что будете делать?
— Ничего, выйду, спрошу, что ему надо.
— Будьте осторожны.
— Полагаюсь на Аллаха.
Сторож встал. Кривые ножки стула скользнули по кафелю и заскрежетали. Исмаил, тревожась, пошел следом за сторожем. Те, кто знал сторожа, с любопытством и тревогой смотрели на него. Он подошел к офицеру и сказал:
— Господин капитан приказал явиться? Офицер опустил громкоговоритель и с яростью спросил:
— Ты здесь сторож?
— Так точно, господин капитан!
— Хочу определить, ты глухой или уши есть?