Исмаил
Шрифт:
Сторож выглядывал из окошечка своей каморки и говорил, посмеиваясь.
— А я что, не странник разве, ага-сейид, разве не похож?
— Ну, раз ты странник, заходи ко мне, я тебе кусок хлеба дам.
— Хлебом не отделаешься от меня!
— Ничего, я к странникам привык.
Улыбаясь, Исмаил вошел в его пристройку. Это было покосившееся крохотное строение, пол которого покрывал потрепанный коврик. В углу комнатушки лежала стопкой пара постельных комплектов, прикрытых покрывальцем. В нише — паломническая открытка Мешхеда в рамочке и большое изображение имама
— Садись, молитвенник, сейчас принесу тебе чаю с хлебом.
— Это вы садитесь, пожалуйста, а я завтрак принесу, младшие должны служить старшим, а не…
— Садись и не говори много!
Вслед за этим из-за занавески донеслось звяканье стакана о блюдце. Исмаил прикоснулся к занавеске и наткнулся на спину сторожа — так тесно тут было. В два приема тот вынес и разложил скатерть и салфетку для завтрака и сел разливать чай.
— Сегодня ребят в пустыню поведете?
— Не в пустыню — в лагерь.
— А вы, никак, к войне готовитесь, что детей в лагерь ведете? Пусть бы слуги Аллаха отдыхали дома.
— Этих маленьких слуг Аллаха мы ведем в горы и степь, чтобы увидели величие творения Божьего.
— На здоровье, только смотрите, как бы козлятки руки-ноги не поломали, а то вы сбежите отсюда, а отцы-матери потом меня за шкирку возьмут!
— Конечно, мы осторожно пойдем. Будь спокоен. Не одним глазом, не двумя, не тремя — четырьмя глазами смотреть будем!
— Оно так. Народ надо беречь. Ведь их из уважения к мечети туда так легко отпустили.
— Мы всей душой, что вы!
— Кушай давай, не смотри по сторонам. Кушай!
Исмаил занялся завтраком, но все мысли его были — о личности этого старика-сторожа. Он был первым впечатлением, полученным в предрассветный час, утром этого летнего дня. После утреннего намаза все расходятся, а он остается. Стоит и смотрит на последнюю ночную звезду в небе. Как сказал поэт, все меняется, и на месте заката зажигаются звезды. Закат теряется в ночной тьме, а потом звезды теряют свет в молоке утра. При этом сторож неравнодушен, болеет душой за судьбу страны.
— Ну что, молитвенник, в небе голубей высматриваешь?
Это был сторож — он закрыл двери мечети и вернулся в каморку. Исмаил опомнился.
— Нет, ага-сейид! Я смотрю, погода неопределенная, думаю, какой день сегодня будет.
— Угу, ты, значит, думаешь. А я скажу тебе: не слишком задумывайся, ведь Аллах даже о комаре и о всяком насекомом заботится, неужто о нас забудет? Обязательно позаботится. И об этом дне тоже. Мы должны долг свой выполнять. А остальное само сложится.
— Долг — это хорошо, ага-сейид! Но человек порой не может понять, в чем же долг-то его?
— Ну, молитвенник! Долг нам в послании своем Господин Хомейни разъяснил, а муллы с минбаров повторили. А ты говоришь, непонятно.
— Нет, отец, я, может, всю ночь размышлял над тем, что вечером мулла сказал, и еще неделю над этим думать буду — непросто ведь все.
— Оставь, оставь, дорогой мой, просто живи, как следует. А то, что мулла сказал, это не долг, а задачка на упражнение ума, вот оно как, молитвенник!
Эти слова
— Ага-сейид?
— Слушаю.
— Знаешь ли ты, что слова твои прямо в сердце мне легли?
— Ну я и рад за тебя, а раз легли, так и слов на них не трать. Доедай свой хлеб и за работу берись!
— Ага-сейид?
— Опять-таки слушаю.
— Ты мне очень нравишься!
— А мне все равно, нравлюсь или нет. Ты ступай к тем, кому это не все равно. И так много языком не болтай!
Солнце как раз поднялось над глинобитными стенами. Высокие серебристые телевизионные антенны сверкали в его лучах. Вороны, воробьи и голуби начинали свою каждодневную жизнь. Неохотно тянул северный ветер, от которого мелко-мелко дрожала весенняя листва чинар и карагачей. Небо было чистое, чуть с молоком, что предвещало жаркий и долгий день последней недели весны.
Большинство из детей, записавшихся в поход, пришло с папами и мамами. В их глазах сверкали возбуждение и восторг от предстоящего коллективного восхождения. В маленьком дворике мечети все не помещались. С одушевлением, с громкими криками они рассказывали друг другу о том, как провели ночь и что теперь чувствуют. Исмаил в небольшой ручной рупор давал им последние наставления.
— Если вы будете соблюдать порядок, нас ждет отличный день, и всем будет хорошо, но если вы не будете дисциплинированны, ничего у нас не выйдет, мы и измучаемся, и вернемся в город с плохими воспоминаниями. Поэтому с этого момента строжайше соблюдайте дисциплину, внимательно слушайте все распоряжения руководителей групп. Мы отправляемся туда, где высокие горы и глубокие ущелья. В ущелье течет большая река, через которую есть несколько деревянных мостов. Нам предстоит пройти по этим мостам. Там вы должны быть особенно внимательны. Кто упадет в реку, того унесет прочь. Нас ждут красивейшие виды, от которых у вас дух захватит, но условие непреложно: дисциплина и внимание.
В это время прибыли автобусы. Их обеспечила для мечети фабрика, где работал отец одного из мальчиков, давший слово, что сможет договориться о двух автобусах, которые доставят ребят к месту начала похода. Увидев автобусы, ребятишки пришли еще в больший восторг. Теперь несомненно было, что поход состоится. Старшие, ответственные за доставку припасов для лагеря, не медля, начали их погрузку в автобусы. Ребят поделили на звенья и рассадили по местам. Отцы и матери через автобусные окна давали своим детям последние напутствия.
Автобусы двинулись в путь. Когда они отъезжали, старик-сторож из кувшина красного цвета кропил за ними землю на счастье, а отцы и матери с грустью смотрели на удаляющиеся автобусы. И вот уже путешественников след простыл.
В это время к мечети медленно подъехал и встал на место автобусов фургон, развозящий крупную, красивого цвета клубнику. Молодой водитель фургона высунулся из его окна и в небольшой ручной рупор объявил: «Вот клубника, сладкая и сочная, за полцены от магазинной». Он несколько раз повторил эту фразу в громкоговоритель, который разнес ее звук по всей улице.