То в небе — как стрела на крыльях лука,то долгоногой тенью у протока,то над развалистым гнездом из дрокана каждой башне — аист-закорюка!..О Сория, ты накатила снова.Твое немое поле смотрит нынезеленый сон на каменной равнине,пречистый край, где кромка гор лилова.Эй, бомбовоз, летящий в земли эти,ответь-ка мне: Дуэрское верховьевсе так же помнит о своем поэте,почав свой романсеро цвета крови?Иль вновь гуляет Каин по планете?Ответь, оса, чье жало наготове?
Рассвет в Валенсии
Перевод Н. Горской
Этот
мартовский ветер, — в морские глубиныустремившийся, — из закоулков; на клумбахвеликаны тюльпаны; и взлет голубиный,словно радуги вспышка; и огненным клубомпоявляется солнце из огненной тени,чтобы свет расплескать по земле валенсийской…Молока, серебра и лазури кипенье,и белеющий парус — на море латинском!О Валенсия, — нежное вешнее диво,край полей плодородных, деревьев лимонных, —я тебя воспеваю, как прежде, — счастливой,ты в каналах поток усмирила бурливый,и в лагунах своих — старика Посейдона,и кентавра любви — в своих рощах зеленых.
Смерть раненого ребенка
Перевод Н. Горской
И снова ночью… Молотом тяжелымстучит озноб в горячие виски.…Ты видишь, мама, птицы в платье желтом!И черно-золотые мотыльки!Усни, дитя… И мать склонилась ниже —как загасить огонь и чем помочь?..Ручонка жаркая, кроватка в нише.Лекарством и лавандой пахнет ночь.А за окном луна висит, кругла,и где-то самолет незримыйкружит, и белизна легла на купола.Ты спишь, мой маленький?.. В ответ натужный,короткий всхлип оконного стекла.И — стужа, стужа, стужа, стужа, стужа!
Меж нами — вал войны, морей бездонней.Из цветника глаза на море щурю…А ты, Гьомар, глядишь из-под ладонина море сухопутное — на бурюИспании, чьи мрачные приливыподвластны лишь Камоэнсовой {103}лире.В разлуке нашей дни твои тоскливы.Мне без тебя так горько в этом мире…Пришла война, любовь смертельно раня,и в целом мире горечь умиранья:в костре слепом, не греющем ладони,в желанной сладости любви бесплодной,в навечно не раскрывшемся бутоне,отсеченном секирою холодной.
* * *
«Вновь прошлое поет на той же ноте…»
Перевод П. Грушко
Вновь прошлое поет на той же ноте.Вновь музыка и солнце в щелях штор,плод золотой в окне — глядит в упор.Голубизна в сонливом водомете…Севилья детства, плоть от нашей плоти!Родная, не забытая с тех пор!..Брат {104}, не дремли, еще не кончен спор —чьей стать ей суждено в конечном счете?Насильнику-тевтону продал кто-тои алчущему мавру наш оплот,а римлянам — родных морей ворота!Испуг и злость гнетут мой скорбный род.Он мнет оливки до седьмого пота,постится, жнет, поет и слезы льет!..
* * *
«Испания, от моря и до моря…»
Перевод П. Грушко
Испания, от моря и до моряпростертая, как лира… Руки злые,окопы, рвы и щели фронтовыеведут через поля, холмы, нагорья.В трусливой злобе отчий край позоря,дубы корчуют, гроздья золотыев давильнях мнут, колосья налитыежнут, на твоем взошедшие просторе.Опять, мой скорбный край, опять страною,омытой ветром и морской волною,предатель помыкает! Все, что святово храмах божьих, канет в забытье!Все, что созрело, лишь цена и плата,все для гордыни и для дел ее!
Отчизна-мать, заступница святая,чью землю ныне затопило смертью,ты, дерево сухое здесь сажая,Всевышнего склоняешь к милосердью;— Куда пойдет свершивший грех предатель?Где сыщет он убежище земное?Будь милосерд к изменнику, Создатель,в любви зачатый, он рожден был мною.Он сын и твой. Лечи его отнынегорчайшим одиночеством в пустыне;пусть карой будет общее презренье,пусть он в горах на дерево взберетсяи, вешаясь, свой смертный грех узреет —и ужас искупленьем обернется.
Бурьян
Перевод М. Квятковской
Макбетовские ведьмы {106}сквозь бурьян напроломскачут по кругу с криком:— Быть тебе королем!(thou shalt be king, all hail!)И среди широкого дола:— Пусть меня оставит удача! —восклицает идальго добрый.— Пусть оставит меня удача,мне останется сердца доблесть!И под этим солнцем, что светитпо ту сторону времени явленного(кто поймет, что это — коронаМакбета окровавленного?),вещие чародеичистят проржавленный лом —старому рыцарюмеч и шелом.
* * *
«Эти дни голубые, это солнце далекого детства…»
Перевод М. Квятковской
Эти дни голубые, это солнце далекого детства… {107}
Сегодня чувствую в сердценеясную дрожь созвездий,но глохнут в душе туманамоя тропинка и песня.Свет мои крылья ломает,и боль печали и знаньяв чистом источнике мыслиполощет воспоминанья.Все розы сегодня белы,как горе мое, как возмездье,а если они не белы,то снег их выбелил вместе.Прежде как радуга были.А снег идет над душою.Снежинки души — поцелуии целые сцены порою;они во тьме, но сияютдля того, кто несет их с собою.На розах снежинки растают,но снег души остается,и в лапах бегущих летон саваном обернется.Тает ли этот снег,когда смерть нас с тобой уносит?Или будет и снег другойи другие — лучшие — розы?Узнаем ли мир и покойсогласно ученью Христову?Или навек невозможнорешенье вопроса такого?А если любовь — лишь обман?Кто влагает в нас жизни дыханье,если только сумерек тень намдает настоящее знанье.Добра — его, может быть, нет —и Зло — оно рядом и ранит.Если надежда погаснети начнется непониманье,то какой же факел на светеосветит земные блужданья?Если вымысел — синева,что станет с невинностью, с чудом?Что с сердцем, что с сердцем станет,если стрел у любви не будет?Если смерть — это только смерть,что станет с поэтом бездомными с вещами, которые спятоттого, что никто их не вспомнит?О солнце, солнце надежд!Воды прозрачность и ясность!Сердца детей! Новолунье!Души камней безгласных!Сегодня чувствую в сердценеясную дрожь созвездий,сегодня все розы белы,как горе мое, как возмездье.