Это все на свете знают.Это пильщик повторяет,и точильщик распевает,и трактирщику носильщикэту тайну поверяет,и лудильщикодобряет,а могильщикосуждает,мертвецы — и те всё знают!..Знать не знаешь только ты!
УЗНИК
Перевод Э. Линецкой
Мольба
(Там весна по лестнице крутойубегает в шали голубой.)Настежь окна, и просите, девушки:«Стража, отпусти его домой!»(Голуби задумчивые медленнопоутру кружатся над стеной.)Крыльями взмахните, белоклювые:«Стража, отпусти его домой!»(В заточенье холодно и сумрачно,сер и пылен свет дневной.)Риньтесь вниз и крикните, архангелы:«Стража,
отпусти его домой!»(Высоко оконце в камере,солнца нет, и время замерло,и тюрьма обойдена весной.)
* * *
«Ухо мое, беззащитное ухо…»
Ухо мое, беззащитное ухо,что ты слышишь, прижавшись к стене?Голос моря, зовущий глухо,гуденье тюрьмы в тишине.Весна над волнами залива,любимая в лодке плывет,и зовут флажки сиротливо:«Догони, она тебя ждет…»Всё на запоре.Стена.А я родился у моря.А над морем — весна.
ДРУГ
Перевод Э. Линецкой
Доведись нам встретиться,сядем друг подле друга.(Ты откуда идешь?С моря? С луга?)Доведись нам встретиться,будем оба немы.(О чем ты думаешь?О море? О небе?)Доведись нам встретиться,попрощаемся только глазами.(Ты куда возвращаешься?В море? В пламя?)
Узником в этой башне,узником я бы остался.(Все окна распахнуты ветру.)«Кто с севера кличет, подруга?»«Река подступает, бушуя».(Сквозь три только — доступ для ветра.)«Чей стон слышен с юга, подруга?»«То воздух шагает бессонный».(Сквозь два только— доступ для ветра.)«Чьи вздохи, мой друг, на востоке?»«Ты сам входишь мертвым в бойницу».(В одно только — доступ для ветра.)«Кто, друг мой, на западе плачет?»«Я, мертвый, твой гроб провожая».Ни в жизнь, ни за что в этой башнеузником я б не остался.
Дай, Хиральда, волю слезам,мавританка, склонись величаво:видишь, крылья раскрыла славаи тореро несет к небесам.Огнекрасный корриды сын,как рыдает твоя квадрилья {166},как скорбит безутешно Севильяв эти горестные часы!Омрачилась твоя река,и, зеленую косу откинув,обрывает цветы апельсинов,и роняет на гладь песка.«Ты взмахни, тореро, рукой,попрощайся с моими судами,и с матросами, и с рыбаками:без тебя мне не быть рекой».Приоткрылось небо в цветах,и архангелы сходят на землю,короля матадоров подъемлюти несут на согбенных плечах.«Подари мне, Пречистая, взгляд,льются крови моей потоки,были смуглыми эти щеки,стали белыми, словно плат.Погляди на меня, погляди,я рубиновым поясом стянут,и горячие розы не вянутна разбитой копытом груди.Ожерельями перевяжи,как жгутами, глубокие раны,чтобы вместе с кровью багрянойне ушла незаметно жизнь.Чудотворная дева, Любовь,словно рогом, пронзенная в лоно,будь к слуге своему благосклонна,дай взмахнуть ему шпагой вновь,чтоб, исполнившись юных сил,во главе счастливой квадрильипо аллеям своей Севильигорделиво он проходил».
Из книги
«ПРОЧНАЯ КЛАДКА» (1926–1927)
Перевод Ю. Корнеева
ЯШМОВЫЙ КОНЬ
Четыре ветра, порох, сталь и пыль,и взвился зверь, которого стреножилв латинском кротком море мертвый штиль.Чуть на дыбы скакун из яшмы встал,как горизонт под ним зажегся, ожил,чешуйчатым порфиром заблистал.Береговые крепости в смятеньевзметнулись над кровавою волнойгубчатой гривой из плюща и тени.Трубят тритоны, эхо вторит гулом,и, как серпом, ущербною лунойнаяды отсекают хвост акулам.И души неотпетые — улов,украденный у коршунов пучиной,всплыв, закачались на гребнях валов.Вскачь солнце мчит, и в устьях реквода, вторгаясь в бухты с яростью бычиной,таранит лодки и кренит суда.Шальной прибой рога о ветер точит,а море-конь рвет удила свои,и, буйно взгорбясь,
прыгнуть в небо хочет,и, океаном став, кипит и бродит,и рай волной захлестывает —и на море в гидроплане бог нисходит.
МЕЧТЫ ТРЕХ СИРЕН
Забыв о перламутровой луне,о море, о хвостах своих зеленых,мечтают три сирены в полусне.Им чудится, что из пучин соленыхони, подстригшись коротко, летятв небесный бар на гидрах окрыленных.Как горек моря мятный аромат!Да здравствует ликеров дым ажурный,бутылок и бокалов звонкий ряд!Здесь, в кабаках подводных, пахнет дурно,а там — корзины фруктов, цветники,лазоревых амуров рай безбурный.На дне почийте с миром, моряки, —мы больше не обнимем вас. И смелона ловлю выходите, рыбаки, —вы не нужны сиренам. То ли делобулавки солнца в галстуках, отельи холодильник херувимски белый!Что в лодках нам? У нас иная цель —исколесить весь мир на лимузине:стекло и лак, последняя модель;на гидроплане ввиться в воздух синий;мчать по катку в лучах луны стальных,скользя, как лань, бегущая по льдине;увидеть, как в дни празднеств неземныхрой дев невинных, в белое одетых,на каруселях кружится шальных,воссев в хрустальных маленьких каретах,что тройкой лошадей запряжены,и как горят огни гвоздик в букетах.Подводные забавы нам скучны:не вечно ж мы сражаться в шашки с горяс тритонами ленивыми должны!Три наши гарпуна прикончат море.
БОЙ БЫКОВ
Из тени смерть и солнце встали вдруг.Цирк загудел, арена завертелась —ее пронзил фанфары алый звук.Раскрылись, словно веера, хлопки.С трибун, кружась, летят они — за смелостьтореро присужденные венки.Вот злобный полумесяц вздыбил море,и, буйно грохоча, оно зажглось от фонаря,что гаснет, с ветром споря.Лошадкой карусельною, ритмично,без седока скачи, коррида, сквозьлужайку славы сахарно-коричной.Пять пик взметнулись вверх, и пять валовсвои хребты крутые расцветиликровавым ликованьем вымпелов.Грохочущий вокруг водоворотгвоздик и лунно-солнечных мантилийсок апельсинных бандерилий {167}пьет.Разрезанная надвое любовью,что привита на пояс золотой,свободная, но истекая кровью,владычица небес и парапета,у смерти в ложе ланью молодойтрепещет роза смоляного цвета.Взлетел ослепшим вороном берет —крещеной мавританке шлет тореропризнанье, посвященье и привет.Он бой на солнце вел. Теперь во мрак,где угрожает полумесяц серыйему, тростинке, делает он шаг.Песок арены — золото оправы,в которой, на крутых рогах быка,висит серебряный осколок славы.И, под щетиной пик кровоточащий,прибой центрует этот круг, покакармин не превратится в лик Скорбящей.Пал полумесяц, сталью поражен.На празднестве гремушек и перкали,как гладиатор, умирает он,чтоб на трибунах, пьяных без вина,иносказанья славы заплескалии на тореро сверглась их волна.
ЮЖНАЯ СТАНЦИЯ
Андалузский экспресс
Отправление 20.20
Луна, плывущая над головой, —глаз семафоров железнодорожныхи голубой обходчик путевой.Стальных и звонких амазонок скок,всплеск лязга, стука и свистков тревожных,корона искр и световой поток.Прощай! Отсрочки больше я не клянчу.Пусть поезд (выстрел, и рука висит!)мчит в Андалузию, будя Ламанчу.Вот Кордова. (Базарная повозка,позвякивая серебром, рысит.Паяц на нитке, жестяной и плоский.)Знай, твой платок в распахнутый эфирне в Кордове, не в Кадисе — в Севильевзлетит, лазурный, как Гвадалквивир.Севилья. (Пива? Вы с ума сошли:экспрессы крестят только мансанильей {168},лимонным соком крестят корабли.)Танцуйте, леди! Мистер, полбокала?Хиральда, одноногий гироскоп {169},вращайся, как вращалась изначала.Вот Кадис. (Выстрел на перроне!Это канвой романа послужить могло б…А море в листья парусов одето.)Пусть с Острова смотреть сирен на днеморяк, весь в белом, на своем фрегатебесплатно повезет тебя во сне.Вот Малага. (Повсюду мрак лежит,лишь стрелка-светлячок на циферблатерулеткой обезумевшей кружит.)О, побережных пальм наклон упругий —тот зонтик, под которым на своей моторкеты по бухте чертишь дуги!Читай меню вагона-ресторана:гвоздика под селитрою и к ней вино —мускат, как амарант багряный.Прощай! Прощай! И уж теперь однав дороге ненасытным взором ветерстремительных пейзажей пей до дна.