Испанский рассвет
Шрифт:
Эстер едва заметно, но с явным облегчением улыбнулась. Печать страдания, которое, должно быть, приносили многолетние безрезультатные поиски дочери, исчезла с лица женщины. Однако, улыбающаяся и счастливая, она пока не знала, какой удар ее ждет. Эта мысль больно кольнула Бакстера. С одной стороны, ему хотелось побыстрее покончить с разговором, с другой – тянуло как можно дальше отодвинуть неизбежный момент, когда Эстер узнает о смерти дочери. Бакстер понятия не имел, что будет труднее: разрушить надежды Эстер или заставить себя произнести
– Где она? Я могу с ней поговорить?
Он тяжело вздохнул. Обратного пути нет.
– Она умерла. Мне очень жаль.
Выражение скорби тенью легло на лицо, которое так походило на Мию и Софию. Эстер в одно мгновение состарилась на несколько лет. Она отвела в сторону глаза, в которых он прочитал разочарование и чувство вины.
– Это случилось три года назад. – Не убирая камеру от лица, Бакстер встал и начал беспокойно расхаживать по комнате. – Мне жаль, что вам пришлось услышать такую новость. Я не знал, как мне поступить…
Наконец Эстер снова посмотрела в объектив. В ее глазах стояли слезы.
– Простите меня. – Понимая, что она ждет объяснений, Бакстер продолжил: – Поженились мы десять лет назад. Встретились в Южной Калифорнии, где я проживаю по сей день. Как вы уже поняли, у нас есть дочь Мия.
– Мия… Какое красивое имя. – По ее заплаканному лицу пробежала тень улыбки.
– Ей не терпится пообщаться с вами. Но я счел, что будет лучше, если первый разговор состоится без нее. Сначала… – Он покачал головой. – Сначала я должен был рассказать вам о Софии. Мия держится, однако ей приходится непросто.
– Даже подумать страшно, что она пережила.
Бакстера поразило, с какой стойкостью Эстер восприняла скорбную новость. Он видел, что ей тяжело, но она старалась держать себя в руках.
– Как она умерла?
Этот вопрос всегда причинял боль. И именно его задавали чаще всего. Просто из любопытства. Будто знать, что он вдовец, недостаточно. Бакстер старался не обижаться, понимая, что такова человеческая природа. При этом вопрос всегда сопровождался оговоркой вроде «вы не обидитесь, если я спрошу?..» Обычно он отвечал односложно, чтобы пресечь все попытки продолжить беседу и расспросы.
Впрочем, когда вопрос прозвучал из уст Эстер, его реакция была иной. Нежелание ворошить воспоминания о трагедии отошло на второй план. Она заслуживала знать правду, которую Бакстер намеревался раскрыть наиболее щадящим способом. Потом он даст ей поговорить с Мией, и с этой историей будет покончено.
– Она… Ее… Мне трудно говорить. В общем, она погибла. – Слово «погибла» звучало не так жутко, как «убили», поэтому, оберегая память о жене и щадя чувства собеседников, он предпочитал употреблять его.
Эстер окончательно сникла.
Устав ходить туда-сюда по комнате. Бакстер сел за стол.
– Может, отложим этот разговор?
Вообще-то он предпочел бы к нему никогда
– Пожалуйста, расскажите.
Как бы он ни хотел забыть этот страшный день, выбора не было. Нельзя бесконечно ходить вокруг да около.
– Выродок, у которого в жизни наступила черная полоса, решил отыграться на невинных прохожих, устроив массовый расстрел на парковке у торгового центра в Чарльстоне. При желании информацию можно найти в газетах. Об этом случае тогда много писали.
Эстер коснулась пальцем переносицы и прикрыла глаза.
– Я ее даже не знаю… Ничего о ней не знаю… А ее уже…
– Так… Все так… – Бакстер сделал глубокий вдох. В конце концов, наверное, зря он ответил на ее письмо. Жила бы себе спокойно дальше в неведении.
Пытаясь как-то успокоить Эстер, он изобразил подобие улыбки и, превозмогая боль, рассказал о Софии.
– Она была особенным человеком. Никого лучше в моей жизни не было.
«Нет таких слов, чтобы описать ее», – подумал он.
Эстер улыбнулась.
– Я родила дочь, будучи совсем юной. И я… – Она решила не развивать эту тему. – Расскажите мне о ней что-нибудь еще.
«Нет уж, с меня хватит, – подумал он. – В психотерапевты я не нанимался. Путешествия в прошлое – это, пожалуй, без меня». Однако вслух произнес другое:
– Послушайте, мне очень понятно ваше желание узнать о ней как можно больше, но дело в том, что я… – Все же Бакстер не хотел, чтобы она сочла его конченым грубияном, поэтому искал нужные слова. – Мы с Мией очень тяжело переживали потерю Софии. Я пришел к выводу, что чем меньше разговоров о прошлом, тем лучше. София прожила короткую, но хорошую жизнь. У нее есть прекрасная дочь.
Что еще она хочет от него услышать? Пора заканчивать разговор.
Эстер кивнула с пониманием, а он почувствовал, что не оправдал ее ожиданий. Ну, здесь-то как раз ничего нового. Занимайте очередь.
– Я даже имя ей придумала – Лита, – неожиданно сказала Эстер.
Лита.
На секунду Бакстер представил, что София могла бы жить в чужой стране, окруженная чужими людьми. Звали бы ее совсем не София, и они никогда не встретились бы. Мысль оказалась настолько невыносимой, что он едва не сбросил вызов. Разговор походил на пытку сродни той, которую переживает бывший алкоголик при виде рюмки коньяка.
– Впрочем, София звучит даже лучше, – заметила Эстер.
Бакстер изобразил улыбку. Уголки губ, подобно подсохшей мастике, почти не слушались. В ответ он промолчал.
Эстер не унималась.
– Я вижу, вы хороший человек. Уверена, София была с вами счастлива. Хотела еще спросить… Как она очутилась в Калифорнии? В прошлом году я побывала в том монастыре в Мадриде, но они ничего не рассказали. Я продолжала жить в неведении.
«Хорошо, – подумал Бакстер, – если это поможет быстрее закруглиться».