Исповедь приговоренного
Шрифт:
Бывшие в дежурной комнате человек 10-12 были очень взволнованы и заявили; что дело, очевидно, проиграно, так как среди кладбища пускают сигнальные ракеты, из чего они заключают о продвижении войск, которые нас окружают. Сколько собралось людей на кладбище, — они не знают.
Послав двух человек на разведку по направлению, где были замечены ракеты, и двух человек для счета собравшихся, мы стали ждать результатов и прибытия броневика.
Лично у меня закрадывалось сильное сомнение в искренности Супонина и возможности с его стороны провокации.
Конечно,
Время шло... Начало светать. О броневике ничего не было слышно, донесений не прибывало.
Уже совсем рассвело, когда пришли с докладом, что собралось всего 70 человек. Это было меньше, чем можно было предположить даже при самых худших условиях.
Однако причина такого явления до известной степени выяснилась тут же: оказалось, что из-за нераспорядительности штаба не все участники могли быть уведомлены о времени и месте сбора. При этом же выяснилось, что два командира полка в последнюю минуту отказались и вышли из организации.
Последнее обстоятельство сильно осложнило дело, так как мы потеряли двух наиболее опытных в военном деле лиц.
Привязанность к семье оказалась сильнее данного обещания. При наличии малого числа людей, при отсутствии броневиков и сведений о значении сигналов ракетами я решил перенести выступление на следующую ночь, исправив за день упущения штаба. Отдав соответствующие приказания, мы стали расходиться. Собравшиеся расходились, как и собирались, по одному, по двое. Из разговоров тех, которые меня обгоняли, я понял, что люди странно возмущены отсрочкой выступления. Были даже и такие голоса: «Если и завтра выступления не будет, то уйдем из Ярославля. Быть может в других местах примут более энергичные и решительные меры».
Впереди меня застучал мотоциклет. Навстречу мчался гардемарин Ермаков, который должен был прибыть вместе с броневиком. Увидев меня, он остановил мотоцикл и, не обращая внимания, что уже появляются проснувшиеся жители, подошел ко мне с приложенной к фуражке рукой, громко назвал меня господином полковником» и стал докладывать о причинах невыхода броневика.
Объяснение было странное и неосновательное, что опять возбудило во мне сомнение в той роли, которой будет держаться дивизион. Тем не менее, когда Ермаков предложил мне довезти до квартиры на мотоцикле, я почувствовал такую усталость, что, забыв о риске путешествии по городу на военном мотоцикле и такой неподходящей одежде, какая была на мне, согласился и поехал.
Мы проехали мимо нескольких спавших на постах милиционеров и часовых, и доехали до гимназии Корсунской.
Здесь оказался рабочий, высланный из депо, чтобы узнать, почему в городе тишина. Гимназия Корсунской была назначена как пункт, куда присылать донесения после начала выступлении. Она занимала центральное место в отношении боевых участков. Объяснив происшедшей рабочему и новый срок выступления, я передал Ермакову, чтобы он прислал ко мне па квартиру Супонина, с которым мне хотелось окончательно договориться,
Вернулся я в те меблированные квартиры наискось Государственного банка, в которых жил последнее время и где уже расплатился с вечера, уходя на сборный пункт под предлогом отъезда из Ярославля.
Объяснив удивленной моим возвращением прислуге, что опоздал на поезд, я прошел в номер и лег отдохнуть.
Глава IV
Отдыхать пришлось не долго. Рано утром ко мне пришел подполковник Петров с известием, что заменить дежурных в артиллерийском складе своими людьми на сегодняшний день не удалось. Дежурить будут люди, на сочувствие которых рассчитывать нельзя. Следовательно, захват артиллерийских складов безболезненно не пройдет.
Обстановка изменялась в худшую сторону во много раз. Я просил подполковника Петрова зайти ко мне еще раз, часам к 12 дня, когда я приглашу еще несколько лиц, чтобы обсудить положение.
Вскоре после ухода Петрова ко мне явились один за другим два эсера. Один с докладом, что из Москвы прибыло еще пять человек, которые ждут на вокзале, а другой — посланный Савинковым из Рыбинска с уведомлением, что в Рыбинске выступление откладывается на несколько дней, а потому надо подождать и в Ярославле.
Я ответил, что ждать не могу, так как некуда девать прибывших людей, а люди вообще против дальнейших промедлений.
Кроме того в городе носятся слухи о прибытии в Ярославль каких-то новых советских частей, поэтому выступать будем обязательно сегодня ночью, если только соберется достаточное количество людей.
С этим ответом офицер уехал.
К 12 часам, когда собрались приглашенные мою начальники, будущих, боевых участков, подполковник Петров принес новое известие, что с сегодняшнего дня, караул при артиллерийских складах будет усилен почти вдвое.
Я подсчитал, что если соберется не меньше ста человек, то можно дело начать, хотя и с очень большим риском, так как некоторые важные пункты придется первоначально не трогать.
В число таких пунктов пришлось отнести и 1-й Советский полк, положившись на его обещание соблюдать нейтралитет.
Если же будет меньше 100 человек, хотя бы 99, я от выступления в Ярославле отказываюсь и предлагаю желающим направиться на присоединение в Рыбинск. Это решение я высказал на заседании и стал делать перераспределение сил сообразно минимальному числу людей.
На заседании выяснилось, что посланные на разведку установили причину появления ракет: это был домашний фейерверк, который пускали в каком-то садике, видимо, но случаю семейного торжества. Но вместе с тем было получено определенное сведение, что на станции Всполье стоят прибывшие эшелоны с конными советскими частями. Когда эшелоны будут разгружаться — неизвестно.
Я послал начальнику штаба приказание распорядиться принести на сборный пункт винтовки, которых, по его сведениям, было заготовлено штук тридцать, но они находились на хранении в разных местах.