Исповедь приговоренного
Шрифт:
Железное кольцо охватывало Ярославль все крепче и крепче. Против двух легких орудий в Ярославле, с количеством снарядов не более 180 штук на каждое орудие — всего запаса, которым мы могли располагать — и около 300 трехдюймовых шрапнелей и гранат быстро выдвигались и новые батареи, преимущественно крупных калибров, до шестидюймовых включительно.
Условия для действия артиллерии с обеих сторон были совершенно различны: настолько удобно было стрелять советской артиллерии из поля в город, настолько же трудно было стрелять из города
По моему расчету, против Ярославля работало, в конце концов, не меньше десяти батарей.
От обстрела этими батареями в городе начались пожары, которые с каждым днем все усиливались. Положение обороняющихся в горящих кварталах города было крайне затруднительно.
8 июля была получена радиограмма из Рыбинска, в которой сообщалось, что на Рыбинск наступают «чехи» с пулеметами. Рыбинск просит для поддержки выслать из Ярославля броневик.
Из этой радиотелеграммы я понял, что восстание в Рыбинске тоже произошло и, следовательно, можно ожидать оттуда помощь. Уверенность в успехе Рыбинского выступления у меня была полная.
Уже на третий день, т. е. 8 июли, было ясно, что штабу оставаться в здании гимназии невозможно. В здание стали залетать не только пули, но и снаряды. Были случаи ранений внутри здания, не говоря уже о таких же случаях при входе в штаб.
На четвертый день к вечеру штаб перешел в помещение Государственного банка. Здесь явились ко мне два француза в форме французских офицеров-летчиков и заявили мне, что они прибыли в Ярославль в качестве квартирьеров для тех французских войск, которые должны высаживаться в Архангельске.
Они показали несколько телеграмм за подписью Нуланса и Лаверепа. Из телеграмм ничего определенного вынести было нельзя, а на словах офицеры объяснили, что десант будет высажен непременно и нужно ждать прибытия его главных частей со дня на день.
На следующий день они просили дать им пропуск через Заволжский участок, чтобы они могли продвинуться навстречу частям десанта и поторопить их прибытие. Пропуск был дан, французы уехали, и больше сведений о них я не имел.
Между тем из волостей стали прибывать крестьяне через Заволжский участок (Тверицы), положение которого в эти дни было более легкое и допускало проход через линию осаждающих с севера.
Крестьяне, по слухам, объявили добровольную мобилизацию, захватывающую и молодые, и старые возрасты, насколько помнится — от 21 до 50 лет.
Часть мобилизовавшихся крестьян ушла для занятия пунктов вниз и вверх по Волге от Ярославля, чтобы не пропускать подхода пароходов к городу, другая же часть пришла в Ярославль и поступила на усиление и расширение Заволжского участка.
На станции Уроч или Филино своими средствами был устроен импровизированный броневой поезд, который очень облегчал положение участков на обоих берегах Волги и способствовал удержанию моста через Волгу.
Но через несколько дней положение ухудшилось. Среди крестьян, занимавших Заволжский участок, кто-то
В результате крестьяне без всякого предупреждения с позиции снялись ночью и разошлись по домам, чтобы спасать свое имущество. Позднее я получил известие, что крестьяне, убедившись в целости своих деревень, вновь собрались в отряды, но пробиться в Ярославль не могли.
После их ухода с позиции, в освободившиеся места продвинулись войска красных и сильно потеснили весь участок.
Крестьянские отряды стали действовать, как партизаны, но, не имея руководства и пополнения патронами, большой пользы принести
Между тем и в самом городе продолжались пожары, город со всех сторон пронизывался снарядами советской артиллерии.
На фронте оставалось фактических бойцов не более 600 человек, так как вследствие окружения города советскими войсками, подход каких бы то ни было подкреплений прекратился.
Убыль от раненых и убитых пополнялась только добровольцами города, которые продолжали понемногу прибывать. Наблюдались случаи, что люди, записавшиеся и получившие оружие, уходили по квартирам, обезличивая участки.
Правда, оставшиеся на позициях, держались стойко, но физическое утомление от не прекращающегося, ни днем, ни ночью боя, сильно давало себя знать.
Давая оценки с чисто военной точки зрения, должен сказать, что стойкость и выносливость этих людей была поразительная, превышавшая самые смелые расчеты.
Нельзя не упомянуть о крайне вредных явлениях, наблюдавшихся еще и в германскую войну, но особенно резко сказавшихся на тесной территории осажденного со всех сторон города.
Это — шпиономания и прожектерство.
Приходилось бороться всеми силами со стремлением некоторых элементов видеть предательство в самых обычных явлениях.
Приходилось выслушивать всевозможные доклады о подозрительных людях, какой-то сигнализации и т. п., тратить время на доказательство их нелепости.
Не меньше приходилось тратить времени па выслушивание фантастических проектов для скорейшего и вернейшего достижения успеха.
Сказывалось, по-моему, влияние комитетов времен Керенского, когда каждый получал право рассуждать о предметах, в которых он ничего не понимал.
Положение на береговых участках ухудшалось. На правом берегу опенок участок был оттеснен от моста через Волгу и от водокачки, а некоторое время спустя потерпел крушение броневой поезд на левом берегу.
С потерей водокачки город остался без воды, тушение пожаров прекратилось.
Боевые запасы в нашем распоряжении оставались только те, которые были в арсенале. Запасов этих было немного, в особенности трехлинейных патронов, по артиллерии снарядов не было вовсе.
Были винтовки старых образцов однозарядные и магазинки образца «Витерли». К этим винтовкам запас патронов был значительный, но винтовки «Витерли» были без штыков.