Исповедь убийцы
Шрифт:
– Когда полезете? – спросила я встревожено, но не удержавшись от смеха над нелепостью вопроса.
– В четверг, то есть послезавтра. Никого не будет дома весь день, я случайно подслушал разговор твоего шустрого друга. Хотя… В записке сказано, что секрет раскроется завтра вечером! Проклятье! Она всё предусмотрела. Придётся сегодня.
– Сегодня я не смогу вам помочь, – замотала я головой, поминая недобрым тихим словом собственное гостеприимство и любовь к знакомствам. – Я договорилась встретиться с сёстрами Маркула. Отказаться с ними увидеться, наверное, не лучшая идея.
– Да. Ты права. Хм… А что, если сегодня, но поздней ночью? Мы умеем передвигаться
Мысль Питера мне понравилась, но существовало одно важное «но» – моя драгоценная мама. Пожалуй, побег из дома она бы не одобрила.
– Тамина? – проницательно заметила Моника, когда увидела на моём лице тень сомнения. – Ей мы можем сказать, что ты идёшь к нам с ночёвкой. Не думаю, что она будет против этого. А завтра утром все вместе поедем в школу.
– Вот как? Ночёвка?.. Ну, мне нравится эта идея, так что я согласна.
====== Ничего особенного. Или наоборот... ======
Настойчивой трели звонка я не слышала ровно до тех пор, пока Питер со смехом не пихнул меня локтём. За это он был награждён моим злобным взглядом и попыткой толкнуть его в ответ, впрочем, ничем существенным не закончившейся.
Некоторое время после наступления тишины, которая бывала только после начала урока, я шла за Моникой на буксире, не понимая, куда меня вели. Только у класса итальянского в мою непутёвую голову пришла мысль, что без вампирши я бы опоздала ещё сильнее, а ведь каждого опоздавшего мистер Браун заставлял громко петь гимн Италии без малейшего акцента, музыкально правильно и с одухотворённым лицом. С этим заданием обычно не справлялся никто, кроме двух моих чересчур идеальных для людей знакомых. Питер с Моникой отлично говорили по-итальянски, в своё время прожив в Неаполе около десяти лет (да-да, я не просто так читала досье). Так что было неудивительно – брат с сестрой гораздо лучше, чем сам мистер Браун, владели итальянским, вызывая уважение у учителя и зависть у менее одарённых одноклассников, включая и меня, чьи познания в иностранных языках сводились к скандинавским рунам, письменной латыни и великому множеству бессвязных предложений на испанском, французском, русском, украинском и т.д. В общем, на всём, что я могла услышать по телевизору или прочитать в книгах.
Мы с Моникой и Питером быстро проскользнули на свои места и приготовились слушать монотонную лекцию самого скучного в школе учителя. О его «таланте» усыплять слагались легенды, ему постоянно приходилось повышать голос, бегать по классу и ворчать на учеников, чтобы они не смели закрывать глаза. Особо хитрые уже давно специально прятались за буйно разросшимися папоротниками и плющами, надеясь таким образом избежать участи быть разбуженными плюющимся слюной мистером Брауном. С его потрясающей манерой вести занятия к нему все относились с опаской и пренебрежением, создавая в своих головах какой-то странный образ итальянца – нечто среднее между Морфеем, котом и пульверизатором для обрызгивания растений.
И как же я удивилась, а вместе со мной и львиная доля класса, когда мистер Браун после нескольких минут рассказа о жизни композитора Джузеппе Верди включил магнитофон, и всю оставшуюся часть урока мы слушали музыку! Некоторые парни, считавшие себя надеждой школы (стереотип для игроков в футбол), откровенно зевали, разговаривали вполголоса и здорово мешали сосредоточиться. Конечно, к Верди я относилась прохладно, редко слушала его произведения, но из любви к классике была возмущена поведением одноклассников. Хотя ввязываться в нелепую ссору не хотелось, поэтому я помалкивала
– Видишь, какой милый подарок сделал нам мистер Браун, – прошептал мне на ухо Питер, а Моника, сидевшая перед нами, согласно кивнула, будто в такт «La traviata»*. Я снова ощутила лёгкую нотку зависти к потрясающему слуху вампиров. Человек бы ничего не услышал.
– Слушай, а ты был знаком с Верди? – спросила я первое, что пришло мне в голову.
– С Верди? – переспросил Питер. – Надо подумать… Со Страдивари точно… То есть, я просто видел его живьём, когда ещё не жил в Италии, а был там проездом. И да, я встречался с Вивальди. Было дело. Ну, а с Верди мы с Моникой и правда знакомы! Мы ходили на итальянскую премьеру его оперы «Аида», которая состоялась в Милане спустя полтора месяца после Каирской! На той была Симона, которая не захотела брать нас с собой по каким-то туманным причинам. Кстати, «Травиата», которую мы сейчас слушаем, это тоже опера.
– А как переводится? – спросила я с небольшой толикой любопытства, совершенно не надеясь на ответ.
Неужели Питер видел столько знаменитых людей вживую? Не верилось, конечно, хотя я прекрасно знала, что он был вампиром, которому исполнилось до чёрта много лет.
– «Падшая женщина». Знаешь, для тех, кто любит историю и оперу, нет ничего интереснее. Сейчас редко встретишь по телевизору такие захватывающие вещи…
– Питер, – тихо прошипела Моника, не оборачиваясь. – Прекрати вспоминать прошлое! Поверь, это не так увлекательно, как тебе может показаться. У нас не урок истории.
– Прости.
– Стоп, – остановила я их чисто семейную перебранку, которая вполне могла затянуться, учитывая характер обоих Кроссманов. – Вот ты говоришь, Питер, что встречался со Страдивари, но как это произошло? Тёмных очков тогда ещё не изобрели, а ты был слишком молод, чтобы спокойно переносить солнечный свет!
Я впервые заметила неувязку в безупречном рассказе Питера и осталась этим вполне довольна. Не каждый день представлялся случай подколоть вампира.
– Верно. Но ты забыла, Эстер, что я испытываю неудобства только на ярком солнце. А тогда был обычный пасмурный день, небо затянуто тучами, даже накрапывал небольшой дождь. Отличные условия для прогулок по городу.
– Понятно. Кажется, я не учла этот вариант.
Я постаралась как можно невиннее улыбнуться, не забывая карем глаза следить за мистером Брауном, который снова начал подниматься со стула, чтобы сделать обход класса и попутно написать пару замечаний совсем уж обнаглевшим ученикам. Мне было всё равно на это, но вот Тамина почему-то по-прежнему ревностно охраняла мои тетради от записей красной пастой и ворчала на меня за каждую плохую оценку или небольшую ремарку. Получать от неё нагоняй не входило в мои планы, поэтому я сделала милое лицо и даже умудрилась записать пару фраз об опере исключительно ради душевного успокоения.
– Не учла, конечно же, – с тихим смешком согласился Питер.
– Мне простительно. Я же просто человек!
– Ты не просто человек, – неожиданно серьёзно возразил Питер. – Ты гораздо интереснее любого из тех, кто живёт в этом городе. Люди вокруг погружены в мелочные заботы. Они проще тебя. Ты – охотница, а попасть в Гильдию и выжить после стольких заданий очень сложно, если ты человек посредственный.
Я опустила глаза и даже немного покраснела. От слов Кроссмана стало приятно и как-то легко на душе. Неужели он считал меня особенной? Что ж, такой актрисы, как я, ему, наверное, ещё не попадалось.