Испытание огнём
Шрифт:
– Хассек… Хассинельг, - смущённо начала она от двери. – А где бы помыться? И… у меня одежда вся в поту. Тебе ещё глаза не режет?.. Постираться бы, в общем. А то буду тут вам вонять.
Хассинельг наклонил голову набок.
– Помыться?.. Да, верно, тебе ж и оставляли воду… Идём быстрее, как бы не вскипела!
«Оставляли воду?..» - Джейн, стараясь не вспоминать гигиенические традиции разных стран (а чего только ни рассказывали на байкерских слётах, успевай слушать…), быстро пошла за ним. «Так и шлёпаю без обуви,» - мелькнуло в голове. «Тут чисто… на вид, местные, вон, все босиком… да местные тут и голышом – и скоро и мнё придётся, носки точно не заживутся…»
…Хассинельг,
Со стены свисали длинные и короткие полосы грубого войлока, а под ними стоял закрытый – стеклянный, даже с украшениями – трёхногий сосуд. Из проёма в его крышке торчал костяной черпак.
– Эй! Потрогай – тебе так нормально? – Джейн сунули под нос ковш, полный воды. Хассинельг успел вернуться и что-то вылить в бочку (из чего – девушка даже не отследила). Вода была ещё горячей, но терпимой – Джейн после всего увиденного и хотелось «пропариться».
– Ты раздевайся, а то всё промокнет – тут воздух и вода всегда вместе, - поторопил её «пограничник». Джейн поёжилась.
– Сейчас… А… мыло у вас где?
Хассинельг, на долю секунды уставившись на неё, молча открыл стеклянный сосуд и зачерпнул густую чёрную жижу. Войлочная «мочалка», снятая со стены, в два движения пропиталась этой поскрипывающей «глиной» с какими-то мелкими волокнами.
– Тебе помочь, или управишься?
– Уп-правлюсь, - пробормотала Джейн, с ужасом глядя на «мочалку». «Этот их переводчик… он точно не врёт? Мы под «мытьём» понимаем одно и то же?..»
Хассинельг озадаченно посмотрел на неё, но вышел. Джейн скинула одежду. Из ушата можно было дотянуться до воды… впрочем, ей уже оставили полный ковш. Из него она и облилась, зацепив и свисающие волосы… а, чего уж теперь, - облила и голову, по крайней мере, это была вода, и горячая, и ничего странного в ней не плавало. По рукам прокатилась волна зелени, Джейн замерла, ожидая выброса, но свечение впиталось обратно. «Помыться вылезло, что ли?.. Сейчас залезет назад до конца жизни…» - девушка взяла за хвост чёрную маслянистую «мочалку». «Если грёбаный переводчик не наврал – тут все этим пользуются. Даже Руниен. А он точно человек. Ещё и офицер. Если у него кожа не слезла…»
Какой-то химикат, слабый абразив, - пару красных полос Джейн на себе оставила, прежде чем приноровилась. Слизистые не жгло – и это уже радовало. Стиснув зубы, она втёрла жижу в волосы и провела чёрной ладонью по лицу. «А теперь всё это как-то смыть…»
Пока она, зажмурившись, обливалась из ковша, тёрла руки, потом себя, полоскала мочалку – «глина» из неё как-то очень ловко выдавилась на кожу так, что войлок стал почти чистым – и снова оттиралась, в дверях что-то шуршало, но Джейн было не до того. «Полотенец тут нет. Взять войлок подлиннее? Ладно, так… ага, трусы, майка, остальное потом… Расчесаться… ну ёлкин корень!
– Хассек, наставник ты наш прирождённый! Ты ей одежду уже нашёл?!
Пока Джейн мылась, в местный «душ» успел ввалиться весь отряд. Девушка, стиснув зубы, прошла к стене, чтоб повесить мочалку на место, и кивнула на таз, полный чёрной воды. Кожа, насколько она могла видеть, была чистой – а на ощупь чистой аж до скрипа, как и волосы, кое-как выжатые и расчёсанные пятернёй. «Ауна с сиськами наголо с самого утра – и ничего,» - мрачно подумала Джейн. «Ну не придумали тут белья! И стеснительности не придумали. Странно, что туалет не нараспашку.»
– У меня есть одежда, - буркнула она, глядя на офицера в упор – «а ещё человек!.. Или в его племени так и принято?». – Воду теперь куда?
– Вон, на завесе ручей вниз, - Руниен, не смутившись, указал куда-то за бочку. – Всё, чем мылась – прожарь, там жаровня. Там же и высохнешь.
Волнистые линии на двух занавесях, и правда, складывались в изображение текущей воды – на одной поток вверх, на другой – вниз. По ту сторону с крюка из стены свисал светящийся кругляш, почти под ногами зиял бездонный провал (туда Джейн вылила всё из ушата и, как могла, его отмыла), а сбоку дрожал воздух над знакомым трёхногим агрегатом – на такой «печке» Хассек готовил еду. Прожарка мочалок, ушатов и ковшей была делом обычным, над жаровней даже приспособили решётки-подставки для всех трёх предметов. «Небось, ещё и у каждого личный набор. Вот и гигиена, а ты переживала…» - мрачно думала Джейн, расчёсывая быстро сохнущие волосы, - из них сыпалось мелкое волокно. Кость-«переводчик», примотанная к лямке (пора было придумывать другое крепление), работала исправно – всё, что говорили за «дверью», девушка и слышала, и понимала.
– То, что она на себе притащила? На тринадцатый день оно ей под кожу корни запустит. Нам тут никакой пакости из Тлаканты не надо.
– Джейн – не Калиг, чтоб ходить голышом, - буркнул Хассинельг. – С её-то кожей, ногами…
Кто-то рыкнул по-собачьи.
– Рруниен! А ведь у тебя такие же. Помнишь, твёррдые кости прришивал к подошвам? А то всё ходить было больно!
– Это здесь при чём? – мрачно спросил офицер.
– При том, - оживился вдруг Хассек. – У тебя же оставалась старая одежда? Никому, кроме тебя, не впору? Вот и поищи. Дети Пламени наверняка снарядят Джейн по-своему – и она тебе всё вернёт.
«Дети Пламени?» - Джейн навострила уши. «Кажется, они там определились, куда меня деть…»
– Почему моя? Своей поделиться не хочешь? – рассердился Руниен. В купальне раздался лающий смех и частые щелчки.
– Я её выше на четверть. А ноги мои тебе хорошо видно?
– Пояс и обмотки я дам, - раздался голос женщины-собаки. – А остальное, Руниен, - только твоё ей хоть как-то и подойдёт. Так что не тяни!
В сливное помещение заглянул Хассек.
– Джейн, ты тут не сиди! Воздух плохой. Там Гор с Калигом твою одежду сожгут – здесь в ней нельзя…
– Сожгут?! – Джейн вылетела из «отсека», сгребла в охапку свои вещи – их все, вместе с комбинезоном и сапогами, уже притащили в душевую и свалили в сухой ушат. – Эй! Это моё! И ничего не пакость!
– Кто ей дал подъязычную кость Дим-мина?! – инсектоид, едва переступивший порог, вскинул лапы-лезвия.
– Она у меня была на хранении, забыл? – огрызнулся Хассинельг. – Джейн… Тут Равнина. Ни одна вещь не остаётся неизменной. Всё это, всё, что пришло с тобой… оно в лучшем случае рассыпется песком. А может превратиться в хищную слизь.