Испытание огнём

Токацин .

– Чёрт подери! Уже ни тряпки, ни чернил, - а подпись как живая!

Хассек огляделся, выискивая углубление в раскрошенном участке. Ракушка заросла плотно, даже со сводов мелких пещерок что-то свисало. Страж, тихо вздохнув, воткнул растение в раскрошенный перламутр и присыпал трухой.

– Никто во всех мирах не знает, что у тебя выросло. Но зелёные листья… Хорошо, если выживет. Мне видятся в нём скрытые дары.

– А как тут всё растёт, когда с неба льётся… всякое? – Джейн вспомнила металлический ливень… «ракушечные» растения не пережили бы его – и не восстановились

бы, не говоря уже о нарастании почвенного слоя.

– Летит туда, где не льётся, - ответил страж. – Выше и дальше. Тут – самое безопасное место под открытым небом. Скажу Геду и Мину, чтобы тут все были аккуратнее…

…После еды (в этот раз перед Джейн поставили отдельную чашку-конус с мясом почти без костей и печёными кореньями) девушка ушла в жилой отсек и через полчаса взялась за тренировки. Лезвие, режущее и колющее воздух, быстрые движения запястьем, смена хвата… Что в дверях стоит Ангуу и смотрит на ученицу, Джейн заметила далеко не сразу.

– Ну, дело идёт, - сдержанно сказала Джагулка. – Следи, где пальцы!

Она слегка поправила хват.

– Завтра посмотрю ещё, как ты освоишься. Потом повесим тебе листья. Порежешь их – так быстрее разберёшься.

От тренировки Джейн немного отвлекали мысли о красной чаше, так и оставшейся на ракушке. «Хассек забыл, наверное… Как бы её там не сгрызли!»

– Ангуу, а ваши не злятся, что Хассек не вернул чашу? – спросила она. – Мне без него до ракушки не добраться…

Пасть «гиены» слегка приоткрылась.

– Вернуть?.. В ней жертва для Ку-унну. Как ты заберёшь жертвенную чашу в его день?!

«А она сказала имя…» - Джейн криво ухмыльнулась. «Так и знала – суеверия есть суеверия!»

– Ангуу, а ты не боишься богов поминать по именам? – спросила она. Джагулка дёрнула ухом.

– А, всё равно меня они не слышат. Кого слышат – вот тем надо стеречься! Ладно, ты учись, а у меня ещё дела…

Джейн вспомнила возню с самой простой едой, с чисткой одежды, с выделкой единственной оленьей кожи… Из соседнего отсека доносился шум – кто-то вытряхивал и колотил шкуры не то своей, не то чужой постели, вывесив их на броню. «Это вместо стирки, что ли? Ну да, где тут найдёшь ручей для полоскания…»

Она покосилась на свой спальный кокон. Может, и его следовало выколотить и вывесить на броню?..

…Хассек вернулся свежевымытый и довольный.

– Купался в золотой глине, - пояснил он. – Хорошо Живой Металл смывает. Он нам, лучевикам, на пользу, но переберёшь с ним – худо будет. Кости не выдержат, да и кровь закипит. Теперь у хююншу есть еда… А чего ты на кокон так смотришь?

– Местные свои спальные подстилки вывешивают проветриться, - хмуро сказала Джейн. – Пора бы и нам. Ты в своей норе три ночи спишь, ни шкуры не сменив, я в коконе – уже четыре. Пропахло, да и запачкалось.

Страж изумлённо на неё уставился.

– Три ночи? Ну не восемь же! Моя нора ещё потерпит. А ты… ну, занятие не хуже прочих, - иди к самкам, попроси колотушку. Только ничего не оброни – сааг-туул идёт, просто так не остановится!

…Как забить край между слоями панциря – и не поломать панцирь и не порвать мешок…

и с какой стороны его выбивают, а с какой так проветривают, - и как при этом не навернуться с движущегося гиганта… Джейн спросила, как часто такое проветривание устраивают. Узнала, что для этого «хорош день Лучей, если не слишком сильный, но и день Огня сойдёт». Посчитала сутки между «хорошими днями», пожалела, что вообще спросила. Про стирку и чистку заикаться не стала. Спальный кокон, вывернутый наизнанку, остался висеть на броне до вечера. Туда же Джейн вывесила верхнюю рубаху и сапоги – всё, сшитое из кожи. Хотела, пока Хассек дремлет, вообще одежду сменить и старую хотя бы проветрить, но тут входная занавесь отлетела в сторону.

– Страж Хадзиг! – в отсек вошли трое вождей Джагулов; говорил Ваджег, «пернатый» Урджен недовольно скалился. Страж выпрямился, перебрасывая посох из клешни в ладонь, - теперь оскалились все, и видно было, что им от этой штуки не по себе.

– Пора в бой?

– Всё спокойно, - отозвался Ваджег. – И это хорошо. Злые камни надёжно заперты! Только вот – не думают ли они, что пришли к нам в гости? Не пора спросить их о делах их вождя? Сновидец Урджен и юный Джаарган…

Урджен сердито рявкнул.

– Джааргану пять лет учиться до таких разговоров! А вам бы их всю жизнь не слышать. Страж Хадзиг, мне их слова не по нраву. Но мы втроём – мы слышали голоса камней. И нам сил хватит. Сними стражеский морок! Никто не прикоснётся к злым камням, но мы – я, Джегуу и ты – спросим их, как умеем.

Страж щёлкнул хвостом, как кнутом.

– Никого, кроме нас, вокруг, - и ни один камень не покинет темницу! Они и сквозь кость болтают очень громко. Будут ли отвечать?

Джагул всё с тем же недобрым оскалом сел на шкуру, скрестив ноги. Другую подстилку из спальной ямы Хассека присвоила Джейн. Страж положил в центр треугольника закупоренный «контейнер», очень неохотно протянул к нему посох, убирая белое свечение.

– Хэй, алайналь!

В «отсеке» тут же стало холоднее градусов на пять – Джейн даже пожалела, что сняла верхнюю рубашку.

– Слышите? Дикари вспомнили о нас, - тихо заговорил кто-то внутри её черепа.

– Выслушаем их, - отозвались ещё несколько. – Что им нужно? Неужели хватило ума…

Хассинельг ударил остриём посоха по «палубе» в сантиметре от «контейнера». Трубка подпрыгнула. Сразу стало теплее. Джейн покосилась на вождя Джагулов – тот скалился, вздыбив гриву и прижав уши, но не на посох, а на костяную трубку.

– Я, страж Равнины, говорю с вами. Клянитесь именем Ку-унну, того, чей свет пронзает, а дорога всегда пряма, - что бы я, или вождь-сновидец Урджен, или Джейн, отмеченная самим Ку-унну, ни спросили – ваш ответ будет правдив, и в нём не будет лжи!

– Что?! – Джейн поморщилась – чужой бессильный гнев норовил просочиться глубоко в мозг. – Ты, тупой дикарь, нам приказываешь?! Каких божков вы себе придумали – ничего не значит для нас. Ты вместе с ними можешь…

Холод сменился волной жара. Хассинельг – он и не притронулся в это время к трубке, спокойно держал посох в руках – недобро ухмыльнулся.