Испытание правдой
Шрифт:
Зазвонил телефон. Мы оба вскочили из-за стола. Отец снял трубку. На его лице отразилось разочарование.
— Привет, Дэн. Да, она здесь. Нет, от Лиззи пока никаких новостей.
— Он передал мне трубку.
— Что, совсем ни слова? — спросил Дэн.
— Мы в ожидании.
— Судя по всему, ты успела ввести отца в курс дела.
— Нет, это уже сделала сама Лиззи.
Я объяснила, что она звонит деду на протяжении вот уже нескольких недель. Я ожидала, что Дэна заденет эта новость и он спросит, почему она не обратилась к родному отцу за советом и поддержкой. Но Дэн, в свойственной ему манере, если и обиделся, то оставил
— Это хорошо, что она общается с дедом. Мне просто хотелось, чтобы мы тоже знали, что происходит.
— Что ж, теперь нас трое. Послушай, как только она позвонит…
Но в половине одиннадцатого отец начал клевать носом, а новостей от Лиззи все еще не было. Я позвонила ей на сотовый, и меня переключили на голосовую почту. Я оставила сообщение — мол, мне просто интересно, как у нее дела, — и попросила перезвонить при первой возможности… мой телефон будет включен всю ночь, так что, если ей захочется поговорить, я всегда на связи. Я подумала, не позвонить ли ей домой, но решила, что она расценит это как назойливость. Так что я повернулась к отцу и сказала:
— Думаю, нам пора ложиться спать.
— Она иногда звонила мне среди ночи, — сказал он. — Если вдруг…
— Сразу разбуди меня.
— Я готов хоть сейчас прыгнуть в машину и мчаться в Бостон, просто чтобы убедиться, что с ней все в порядке.
— Если до полудня от нее не будет известий…
— Ловлю тебя на слове, — сказал отец.
Я пошла в гостевую комнату, переоделась в ночную сорочку, забралась в постель, прихватив с собой сборник ранних рассказов Апдайка, который нашла в книжном шкафу отца, и попыталась сосредоточиться на элегических описаниях детства в Шиллингтоне, Пенсильвания, надеясь, что от них меня сморит.
Но сон все не шел. Я погасила свет, уткнулась в подушку, вдыхая острый аромат отбеливателя, которым старомодная экономка отца стирала постельное белье (кто в наши дни пользуется отбеливателем?), и стала ждать, когда же накатит забытье. Через полчаса я снова села в постели, включила ночник на прикроватной тумбочке и вернулась к подростковым переживаниям Апдайка во время футбольного сезона.
Прошло два часа. Я встала, спустилась вниз, чтобы заварить себе травяного чая, в надежде, что он подействует на меня как снотворное. Но в кухне я застала отца, который сидел за столом и читал свежий номер ежемесячного журнала «Атлантик».
— Я все думал, удастся ли тебе заснуть, — улыбнулся он, припомнив мои былые бессонные ночи, проведенные в его доме.
— Радует то, что не мне одной до утра маяться в ожидании, — сказала я.
— О, даже если бы мне не о чем было тревожиться, я все равно мало сплю в последнее время. Старость, никуда не денешься. Организму больше не нужно столько сна, потому что он знает, что скоро умрет.
— Очень оптимистичная мысль на сон грядущий.
— Поймешь меня, когда разменяешь девятый десяток… Забавно, не правда ли, что все великие мысли о жизни и смерти в основе своей банальны? Подумать только, даже сознавая, что это случится — скорее рано, чем поздно, — я все равно не могу представить себя мертвым. Как это так — меня не будет здесь, не будет нигде… я просто перестану существовать.
— Напомни мне, чтобы я больше никогда не засиживалась с тобой до глубокой ночи.
— Он улыбнулся:
— Скажу тебе одну вещь: я на самом деле завидую таким упертым верующим, как мой внук. Когда уходит из жизни близкий человек,
— А пока ты не получил свою божественную награду, можешь проводить время, отведенное тебе на планете Земля, поучая других и указывая, как им жить.
— Не будь слишком строга к Джеффу…
— Да будет тебе, отец, не он ли постоянно прессует тебя?
— Это очень трудно — принять чьи-то политические взгляды. Я часто задаюсь вопросом: чем я досадил этому мальчику? — разве что своим радикальным прошлым, которого он, похоже, стыдится.
— Я бы могла сказать что-то утешительное, вроде «Я знаю, он все равно тебя любит», но — и это уж точно можно трактовать как признание в ночи — я даже не уверена в том, что он любит меня. И знаешь, что вызывает во мне самое большое разочарование? То, что его нетерпимость замешана на злости. Он чудовищно прямолинейный и безжалостный. Конечно, я люблю его, несмотря ни на что, но он стал мне несимпатичен… как ни страшно признаваться в этом.
— Ты думаешь, это мисс Шэннон виновата в его новоприобретенной реакционности?
— Безусловно, она «привела его к Богу» — если помнишь, именно так он выразился, когда описывал свое религиозное пробуждение. И тебе известна ее милитаристская жизненная позиция, не говоря уже о том, что ее отец — рьяный евангелист. Джефф так поддался новообращенным проповедям этой семейки, что, наверное, уже никогда не сможет высвободиться из их тисков.
— Может, организовать ему случайную связь с проституткой во время командировки…
— Отец!
— Разумеется, мы бы подобрали классную девчонку, которая откроет ему все прелести жизни, и тогда он поймет, как обделил себя, связавшись с Шэннон.
Я ушам своим не верила и удивленно смотрела на отца. Он между тем продолжал:
— Мы, разумеется, не хотим, чтобы он лишился работы и чего-то еще из-за этой интрижки, поэтому попросим девушку по вызову признаться, что ее нанял инкогнито. Ну, представим как розыгрыш со стороны кого-то из его коллег. А потом она скажет, что подсыпала ему что-то в стакан и он потерял над собой контроль и поддался ее чарам. Из фирмы его не выгонят — насколько я понял из твоих рассказов, он приносит им слишком большие деньги, чтобы увольнять его за какие-то мелкие сексуальные грешки. Но, если повезет, Шэннон уж точно его выгонит. И хотя детям придется нелегко, Джефф обретет себя, настоящего, отречется от своего безумного фундаментализма, вырвется из корпоративных джунглей, переедет в Париж, снимет себе мансарду в каком-нибудь сомнительном arrondissemenf [56] и станет зарабатывать на жизнь написанием порнографических романов…
56
Округ Парижа ( фр.).
— Пожалуйста, заткнись, — сказала я, давясь от смеха.
— Только не говори, что не одобряешь полет моей фантазии.
— Я просто не знаю, то ли мне ужаснуться, то ли расхохотаться.
— В любом случае, ты поняла, что я у тебя еще хоть куда, верно?
Отец просто лучился от удовольствия. А я только подумала: благослови его Господь, что он так молод душой.
Было около пяти утра, когда мы наконец разбрелись по своим спальням. Усталость все-таки взяла свое, и я вырубилась.