Испытание. По зову сердца
Шрифт:
Проводив почтальона и Гавриловну до калитки, Аграфена Игнатьевна вернулась в дом, быстро умылась, оделась и, взяв телеграмму, направилась на завод. На ее счастье, на кольце стоял автобус (теперь от Княжино до завода шла хорошо укатанная гравийка.)
На заводе ей тоже повезло — на проходной дежурил односельчанин, инвалид этой войны, и он пропустил Игнатьевну прямо в цех.
Матери всегда матери. И даже такая волевая и выдержанная женщина, как Нина Николаевна, и та, прочтя телеграмму, не постеснялась своих цеховых товарищей и товарок, упала на грудь матери и разрыдалась.
— Буде, доченька. Успокойся, —
— Что с ней? — встревожились товарки.
— Сын, милые, нашелся. Юрочка... — дрогнувшим голосом поведомила Аграфена Игнатьевна.
И полетело по цеху: у Нины Николаевны сын нашелся...
Тут же все стали советовать поехать и забрать его. На фронте мальчишку, как и любого другого, на каждом шагу подстерегает опасность. А тут все-таки глубокий тыл. Нина Николаевна тоже была такого мнения и, не откладывая дела в долгий ящик, пошла с Аграфеной Игнатьевной в партком к Илье Семеновичу.
— Что с тобой? — сразу же усадил он Нину Николаевну на диван. — Не пойму, то ли плачешь, то ли радуешься?
— Радуюсь, Илья Семенович, — и она протянула ему телеграмму. — Юра нашелся. У Яши он.
— От всей души рад и за тебя, Нина, и за тебя, Аграфена Игнатьевна.
— Пришла просить вас, Илья Семенович, посодействовать перед дирекцией о предоставлении мне отпуска для поездки за Юрой.
— Хорошо. Посодействую, — и осекся, вспомнив, что, приехав на фронт, Нина обязательно захочет повидать и дочь. А узнав о ней правду, будет страшно потрясена. — Постой-постой, а тут же Яша пишет, что «подробности письмом». Так давай уж подождем письма. Тогда все и решим об отпуске.
— А чего ждать-то? Невмоготу, Илья Семенович.
— А вдруг ты туда, а он сюда с попутным солдатиком едет?
Нина Николаевна в знак согласия кивнула головой:
— Вы правы. Будем ждать.
Время шло, а письма все не было, и Нина Николаевна, а глядя на нее, и Аграфена Игнатьевна — очень волновались. После работы Нина Николаевна каждый раз стала заходить на почту.
Зашла и на этот раз. Девушка, как и вчера и позавчера, ответила:
— Вам, товарищ Железнова, письма еще нет.
Удрученная Нина Николаевна медленно направилась к выходу и почти у самых дверей столкнулась с женой Карпова Галиной Степановной. Галину Степановну было не узнать. Вместо жизнерадостной, красивой, всегда прибранной женщины, перед Железновой оказалась разъяренная фурия. Лицо вспухшее, глаза горят злостью, из-под косынки выбиваются лохмы. По всему видно, что у нее случилось большое горе.
Нина Николаевна взяла ее под руку и отвела в угол:
— Что с тобой, Галя? С Петром Семеновичем что-нибудь случилось?
— А черт его знает, что с ним случилось. — Галина Степановна скрипнула зубами. — Видно, другую бабу завел.
— Тише. Кругом люди, — сказала Нина Николаевна и вывела ее на улицу. Там, посадив Галину Степановну на скамейку, спросила: — Откуда ты такую гадость подхватила?
— В военкомате. Жду неделю, вторую денег — мне всегда двадцать пятого приносили, — а их все нет и нет. Дай, думаю, съезжу и узнаю, в чем дело? Поехала. А мне и говорят: «Часть ваш аттестат отозвала». Почему отозвала? А у самой сердце разрывается. — «Если погиб, то не таите, скажите
— Зачем посылать-то? На днях я еду к Яше, все у него разузнаю и сразу же тебе напишу.
Галина Степановна скривила рот и, качая головой, сказала:
— Ничего тебе твой Яша не скажет.
— Это почему же?
— Да только потому, что Петра там нет. У него другая полевая почта. Так что, — она решительно рванула телеграмму, — ничего не буду посылать, а поеду сама. Унижаться не буду, но покажу, что я не та, что была до войны, и то, что могу сама за себя постоять!
Письмо от Железнова пришло через две недели. Да. Через очень долгие две недели.
Яков Иванович подробно писал, как Юра вместе с изгнанниками-крестьянами перешел фронт, каково его состояние, как он выглядел и был одет. Написал и то, что был в партизанах, умалчивал только, что мальчишка был ранен.
На следующий день Нину Николаевну и Галину Степановну провожали в дальнюю дорогу.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
В Москву добрались на шестой день. Оставив Карпову на вокзале с вещами, Железнова, как советовал Илья Семенович, направилась в Управление кадров. Там ее любезно принял полковник Сергиенко.
— Поезжайте со своей спутницей на Стромынку в офицерский резерв. Завтра утром оттуда машинами направляются офицеры в резерв Западного фронта. Я пишу, — полковник протянул ей записку, — чтобы вас отправили с этими офицерами. Прибыв во фронтовой резерв, найдете там офицера отдела кадров фронта. Он свяжется по телефону с генералом Железновым. А дальше, как я полагаю, все будет в порядке.
Все так и получилось, как говорил полковник Сергиенко. К вечеру они прибыли в офицерский резерв фронта. С помощью дежурного быстро нашли офицера отдела кадров капитана Веденеева. Веденеев тут же связался с генералом Железновым, а когда тот был на проводе, приветствовав его, передал трубку Нине Николаевне.
Надо было видеть, как она вдруг преобразилась: лицо озарилось и радостью и волнением, да и трубку-то она взяла, как бы боясь ее уронить, двумя руками и дрогнувшим голосом прокричала:
— Яша! Это ты? Здравствуй, дорогой. Это я, Нина. — Коротко сообщив, где она находится, попросила: — Дай Юрочке трубку. — Но тут лицо резко затуманилось скорбью. — А где он? У Ирины Сергеевны? А как мне хотелось услышать голос. Как он, здоров? — и, слушая мужа, украдкой согнутым пальцем смахнула набежавшие слезинки.